Вадим Сухачевский - Декамерон 1914

— Совсем, совсем отрезаны от мира… — пробормотал господин Кляпов. — Это, однако, ужасно…

— Отрезаны от мира! Как это, с другой стороны, романтично! — воскликнула госпожа Евгеньева.

— Мы всегда отрезаны от мира. Только совсем от иного мира — от мира высших сил, — торжественным голосом произнесла госпожа Дробышевская.

— М-да, отрезаны… — кивнул генерал Белозерцев. — Помню, наш батальон тоже, было дело, однажды турки отрезали…

— Отрезаны — так отрезаны! — как мне показалось, даже возрадовался инженер Шумский. — Будем веселиться! Вино-то в погребах еще есть? (Да он и уже был явно навеселе.)

— Да, имеется в достатке, — кивнула княгиня. — Повторяю, господа, здесь, у меня в пансионате, вы ни в чем не будете испытывать нужды. Так что и вы, милая Ми, и вы, господин Шумский, можете быть спокойны: и вина имеется вдоволь, и еды; в общем, кушать друг друга никак не придется. (О, тут она заблуждалась!)

— Пардон, и долго ли, кто знает, могут продолжаться эти раскопки? — спросил господин Васюков.

— Не могу знать, — ответила хозяйка, — последний сход лавины произошел, когда меня еще не существовало на свете, но, как я полагаю, дней десять… ну никак не более двух недель. Приношу вам, конечно, свои сожаления за ваш испорченный отдых.

— Полноте, — сказал я, — уж за что вы не можете нести ответственность — так это за Божию стихию.

— Mersi, — удостоила меня кивка княгиня, державшаяся, к слову, весьма царственно. — Однако за благополучие моих гостей отвечаю целиком я, и смею заверить вас, господа, что погреб у меня полон, кухня будет работать по-прежнему, и с этой стороны вы не испытаете никаких неудобств.

— Это какой такой погреб? — проговорил брюзга Петров. — Уж не тот ли, в котором лежит покойник? Вот уж, право, обрадовали!

— Пòлно, пòлно, голубчик, — сказал генерал Белозерцев, — покойника вам на обед — ха-ха! — никто и не предложит. А то, что он рядом, так я вам сообщу… Помню, когда мы — лет чуть не сорок назад — стояли под Плевной, так там не раз приходилось столоваться рядом с покойниками, и уверяю вас — никакого не вышло вреда для организма.

— Ах, да прекратите ж вы! — взмолилась госпожа Евгеньева..

— А что такого? — пожал плечами генерал. — Обычное дело… Или вон, когда я под Плевной батареей командовал… Помню, ел я тогда кашу из котелка, а тут поблизости разрыв снаряда; гляжу — у меня в котелке… Что бы вы думали? Чей-то оторванный палец, да-с! И что ж? Вытряхнул я этот палец из котелка да и продолжил себе трапезничать. Оттого что голод, милостивые государи, он — не тетка, а было там, в Болгарии, голодно весьма, интенданты, канальи, все разворовали; ну а с голоду — так и не заметишь… А палец — что? Ничего в нем отравительного нету.

— Да прекратите же вы наконец, ваше высокопревосходительство! — впервые услышал я голос молодого г-на Кокандова. — Право, во всем надо иметь меру.

— Мало того, что нам тут еще недели две жить в соседстве с покойником, — вставила Евгеньева, — так еще и вы со своими гадостями!..

Генерал искренне удивился:

— А что ж я такого сказал? Се ля ви, жизнь есть жизнь, в ней оно всяко бывает, я всего лишь об этом… Впрочем, если не желаете слушать, то как хотите…

Совершенно по-детски надувшись, он отошел к окну, и засопел так же по-детски обиженно.

Купец Грыжеедов, досель молчавший, поспешил разрядить обстановку.

— А и то сказать, господа, — хуже голода ничего не придумаешь, уж кому не знать, как мне. Пришлось, ох уж пришлось натерпеться в молодые годы! Вы на мою нынешнюю внешность не смотрите; вы бы меня в детстве моем видели! Тощ был, право, как удочка, есть хотелось все время, даже во сне. Ну да понятно: папенька был сапожник, к тому же, царствие ему небесное, сильно пьющий сапожник, а нас, детишек, у него осьмеро душ, так что, почитай, на одном хлебе да квасе сидели. Унизительное, скажу вам, это чувство — голод! — и какое-то виноватое выражение образовалось на его добром, конопатом лице.

— Да, да, это великое благо — что у Амалии Фридриховны такой запас провианта, — встрял господин Львовский. — А то я давеча читал: штормом вышвырнуло судно на необитаемый остров где-то, кажется, в Атлантическом океане. Потерпевших крушение было человек сорок, а имеющегося провианта на такую ораву едва хватит на неделю десятерым. Вот они и стали потихоньку ночами убивать друг друга, при том, что по природе своей не являлись никакими злодеями. Их через пять дней спасли; так за это время они успели (гы-гы!) облегчиться на два десятка лишних ртов, — каково?!