Александр Арсаньев: Третье дело Карозиных

– Нет, Никита Сергеевич, – устало ответил Фарапонов. – По сути жизнь моя кончилась со смертью мой жены, а было это три года тому назад. С тех пор я и не жил, можно сказать. Скучал, влачил существование. И что мне с такой жизни? Бог, скажете? Ну так я в Бога не верую. Все от меня ушло, как Дарья умерла. И вера умерла вместе с ней. Все умерло, все. А у вас все еще есть. И жена ваша жива и здорова и вас любит. Идите, скучно мне и мерзко. И себя ненавижу и вот вас. Себя за то, что что человека во мне не осталось. А вас за то, что слишком уж много в вас человеческого. Идите, полно вам.

– Я не уйду, – упрямо повторил Карозин. – Не оставлю вас в таком состоянии.

– Что ж, воля ваша, – криво усмехнулся Фарапонов и, опустив дуло, выстрелил ему в правое бедро.

Карозин вскрикнул от боли, и, дернувшись, упал с лавки.

– Что вы делаете?! – закричал он, одновременно пытаясь остановить кровь и видя, как подполковник как-то странно медленно подносит дуло к виску.

– Уж простите, это я не хотел, чтобы вы мне мешали, – улыбнулся подполковник. – А рана ваша неопасн…

В этот момент в дверь ворвались трое агентов с пистолетами и прогремел выстрел.

Через два дня Катя решилась навестить Наташу. Это была их первая встреча после разыгравшейся трагедии и Катенька, признаться, готовилась к тому, что будут потоки слез, истерика, уговоры… Но ее приготовления, противу ожидания, оказались напрасны.

Катя поняла это сразу, едва вошла в просторную прихожую и лакей доложил о ней Галине Сергеевне. Генеральша тотчас вышла сама, вся в черном, с заплаканным лицом и кинулась к Катеньке, увлекая ее за собой со словами:

– Катерина Дмитриевна, – говорила она приглушенным голосом и все время отчего-то поглядывала наверх, на комнаты над головой, до тех самых пор, пока не провела гостью и не закрылась с ней в своем маленьком, отделанном в весенних цветастых тонах будуаре. – Душечка Катерина Дмитриевна, объясните же мне наконец, что произошло? Что с моей Наташей случилось?

Катя попыталась было открыть рот, чтобы сказать что-то неопределенное, но Галина Сергеевна ее перебила:

– Она ведь, голубушка моя, третий день не ест, не пьет, из комнаты почитай и не выходит. А нынче поутру спустилась ко мне, бледненькая такая! Исхудала, милая моя, подурнела! И говорит мне, мол, спасибо вам, тетенька, что вы меня кормили-поили, что приласкали меня, сиротку, а теперь простите меня, но я… – вдова всхлипнула и приложила батистовый платочек к глазам. – А теперь, говорит, я пойду от вас в монастырь… Ужас-то какой! – генеральша покачала головой. – Это ж такая молоденькая, это ж себя заживо хоронить!.. А я ведь ей и жениха уже присмотрела, видный мужчина, военный. Солидный, что называется, и наследство получил. Отличная бы из них пара получилась, а тут вот… А ей как только про него заикнулась, так она, бедняжечка моя, вся в лице переменилась! Да как глянет на меня! Ну, я даже вот ведь какое дело, испугалась… Думала, кричать начнет, браниться, хотя прежде за ней такого не водилось, но тут… А она мне, знаете, этак вот еще тише и спокойнее говорит, спасибо, мол, тетенька, за заботу, но я для себя уже все решила… Да и так она это сказала, – опять платочек к глазам, – что я думаю, да лучше бы уж осерчала и побранилась, чем вот так вот… Она ведь и правда решила все… Неужто решила? – в ужасе переспросила Катеньку Галина Сергеевна. – И когда, и с чего? Господи, да что же это! Я вот с утра и плачу! Катерина Дмитриевна, душечка, вы уж подите к ней сейчас, поговорите с ней, авось передумает? Авось это у нее прошло? Да и с чего было таким мыслям взяться? Ладно бы уродина была, никто бы не глядел! А то ведь в прошлом годе вон коллежский секретарь сватался. Видный такой молодой человек, представительный. Наташа-то моя поначалу ему улыбалась, а потом все – как отрезало. Я тогда-то подумала еще, мол, молодец, выше метит, – заметила Галина Сергеевна как бы вскользь. – И потом вот, этот был, капитан Корнеев, это уж когда портрет писали. Но Наташа и на него не глянула даже. А уж он-то как ухаживал. Но нет – ни в какую. Ну вот я и приглядела ей получше, побогаче, да посолиднее… Уж не секретари с капитанами. Полковник! А она… Катерина Дмитриевна, подите к ней, поговорите, а? – снова всхлипнув, запричитала Галина Сергеевна.

Катенька вздохнула, погладила несчастную всхлипывающую вдову по пухленькой ручке и согласно кивнула:

– Конечно, конечно, Галина Сергеевна, я с ней тотчас же поговорю. Успокойтесь, возможно, все обстоит не так уж и плохо, как вам показалось, – признаться по чести, говоря это, Катенька очень сомневалась в собственных словах, но надо же было хоть как-то утешить бедняжку.