Филиппа Морган - Чосер и чертог славы

— В собственном доме каждый может делать, что пожелает.

— В том числе подкрадываться к дверям и врываться в покои к парочкам, разыгрывая из себя возмущенного отца. Ваша дочь служила приманкой. Джентльмены как ястребы слетались на ее яркие перья. Не пытайтесь оправдываться, господин Сэмпсон, это правда.

— Я терпеливый человек, — сказал Сэмпсон.

— Чересчур терпеливый, учитывая вашу заинтересованность. Какую дань вы у них вымогаете таким путем? На какую сумму они готовы раскошелиться, чтобы избежать осложнений? В особенности если они спешат в Дувр и им не нужны лишние неприятности. Не потому ли нынче вы выказали неподдельный интерес относительно наших планов на завтра?

Сэмпсон вздохнул. Словно воздух медленно вышел из проколотого пузыря.

— Не моя вина в том, что я не могу справиться дочерью. Хоть разок-другой я и пробовал поучить ее ремнем.

— Похоже, вы не можете справиться и с женой. Она заняла место, предназначенное дочери, и без вашего ведома запрыгнула в постель к чужому человеку, тем самым ославив вас рогоносцем.

Владельцу гостиницы было нечем ответить.

— А может, и это спектакль, а, господин Сэмпсон? Сводник, который оставляет открытой дверь в собственную спальню.

Тот продолжал отмалчиваться.

— Ваше молчание я принимаю как несогласие с моими доводами. Что ж, если вы стали рогоносцем без договоренности с женой, то это в самом деле ошибка.

— О да. Жена еще узнает, каково так ошибаться. Я ее научу.

— Искренние заблуждения не представляют интереса для закона, если только они не ущемляют прав других. В ином случае придется допустить, что вы занимаетесь сводничеством и превратили «Феникс» в грязный притон. Если так, то ни о какой ошибке речи быть не может, и тогда вами займутся блюстители закона. Подумайте до утра, господин Сэмпсон.

Хозяин гостиницы удалился крадущейся походкой, а Чосер вернулся к себе. Алан Одли постыдным образом заснул или притворился, что спит. Однако теперь бесследно исчез его светловолосый товарищ. Должно быть, пока они выясняли отношения с хозяином, Нед незаметно ускользнул в чью-то спальню. Из другой части гостиницы послышались шаги и звуки голосов — мужского и женского.

Матерь Божья, подумал Джеффри, если и этот попал в передрягу, я не стану его вызволять. Пускай владелец гостиницы застукает его с какой-нибудь из своих женщин и отрежет ему яйца, если доберется до них. Пускай сделает Кэтона евнухом, я и пальцем не пошевелю ради спасения его мужского достояния. Гнев Джеффри на хозяина гостиницы был ничто по сравнению с тем глубоким возмущением, какое вызывало в нем поведение его компаньонов. Пусть этот жеребец переспит хоть с обеими женщинами, мне что, других забот мало? Хотя оказаться между госпожой Сэмпсон и ее дочерью Элисон — все равно что между мельничными жерновами. Джеффри Чосер не без наслаждения представил, как жернова раздавливают Неда Кэтона и медленно превращают в муку. Должно быть, с этой мыслью он и заснул.

Как Чосер и обещал хозяину гостиницы, следующим утром на заре они выступили в путь. Когда он расплачивался, Сэмпсон ни словом не обмолвился о ночных событиях. Ни его жена, ни дочь не подавали признаков своего присутствия. Под глазом толстяка красовался синяк, напомнивший Джеффри о шуме, который он слышал сквозь сон. Похоже, хозяин заведения учил жену больше не ошибаться даже ненароком, но урок обернулся непредвиденными последствиями.

Алана Одли был удручен — настолько, насколько может быть удручен мужчина, которого застигли с голой задницей. В отличие от него Нед Кэтон был оживлен и весел, как весенняя пташка. Он явно упивался конфузом, случившимся с товарищем, и всю дорогу недвусмысленно намекал на свое удачное свидание с Элисон — «молоденькой, а не той старухой; конечно, тебе виднее, чем они различаются. Но молодые разборчивее, не ложатся под первого встречного». Любовное свидание Неда, очевидно, происходило в другой части «Феникса», потому что на оставшейся территории разворачивались уже упомянутые события.

Чосеру не верилось в эти россказни, да они его не особенно-то и заботили. Алан в них верить не желал и наконец в раздражении велел Кэтону заткнуться. Город остался далеко позади. Вскоре и крепостные стены Кентербери скрылись из виду. День выдался чудесный. В небе плыли легкие пушистые облака. Путешественников на дороге было немало, однако Чосер не заметил никого из тех, кого запомнил со вчерашнего дня.

На поклонение к гробнице святого мученика Фомы в кафедральном соборе решили не ходить. Время поджимало. Чосер поклялся, что непременно сходит туда на обратном пути. Однажды он уже бывал у раки святого перед своим первым путешествием во Францию — в девятнадцать лет. Тогда им предстоял военный поход. Монах, показывавший надгробие группе пилигримов, главным образом отбывающим в поход солдатам, сначала подвел их к алтарю и с гордостью указал на следы крови мученика, которая все еще была видна на каменных плитах. Кровь показалась Чосеру свежей, трудно было поверить, что ей двести лет. Ему пришло в голову, что она, быть может, в самом деле свежая, что ее могли время от времени подновлять так же, как торговцы с лотков из переулка Мерсери-Лэйн у храма чудесным образом подновляли мощи и реликвии всякий раз, как начинали падать доходы.