— А вы чем занимаетесь?
— Сквайр на службе…
— Да, да, я помню. Но помимо этого вы чем-то занимаетесь?
— Сочиняю, — признался Чосер и, прочитав недоумение на лицах остальных, тут же пояснил: — Я поэт.
— Что вы написали?
— Баллады, рондо, вирилэ. [44] Средневековые стихотворные жанры.
Пустяки, конечно, но я не намерен отступать, пока не создам что-нибудь стоящее.
Спокойная уверенность в себе этого пленного не могла не восхищать.
Наведя справки о том, что сын виноторговца состоял под надзором его родственника, Анри предложит тому спрятать пленника в безопасном месте до конца военных действий. Родственник вел переговоры о выкупе, рассчитывая на выручку, и не мог отказывать графу. Вот так случилось, что Джеффри Чосер вместе с Анри и его свитой отправился на юг, остановился в часовне в канун Рождества и под Новый год оказался во владениях де Гюйака.
— Я привез вам поэта, — сообщил он жене. Потом пошел взглянуть на новорожденного сына. Розамунда была права: все младенцы на одно лицо. И все-таки он отыскал свои черты в личике молодого Анри. Теперь же парень стал копией отца.
Он посмотрел на Ришара Фуа. Сенешаль держал наготове перо, бумагу и чернила. Де Гюйак знал причину приезда Чосера. Англичанин должен был привести послание, в котором его, Гюйака, призывают ввязаться в рискованное предприятие — поддержать сторону английского короля Эдуарда.
В дверь постучали. Слуга ввел Джеффри внутрь помещения. Анри взмахом руки указал на стул. Чосер сел. Кожаный футляр обжигал грудь. Постепенно он стал догадываться о том, что там внутри и почему, согласно инструкции Гонта, он мог воспользоваться этим для спасения лишь в крайнем случае.
— Будем говорить по-английски, — предложил Гюйак, — из уважения к нашему гостю.
Джеффри кивнул в знак признательности, прежде чем ответить:
— Благодарю… Я счастлив посетить Лангедок, счастлив повидать эти места и здешних людей, а кроме того, мне доставляет наслаждение говорить на языке этой страны. По крайней мере, слышать эту речь, если уж не говорить.
— Как я посмотрю, вы овладели изысканной манерой речи, — сказал Гюйак.
— Если это так, то свои первые уроки я начал брать здесь десять лет назад.
Гюйак облокотился о подлокотники кресла и положил подбородок на сложенные руки, давая понять, что от комплиментов пора перейти к делу. Перо Фуа перестало парить в воздухе и опустилось на бумагу.
— Вы слышали последние новости?
— У вас более выгодная позиция для получения новостей, мой господин.
— В таком случае могу вам сообщить, что сегодня вечером в реке утонул человек, — сказал Анри. — Один из актеров, что прибыли с вами.
Чосер почувствовал, как на лбу выступил пот.
— Не может быть! Кто он? Случайно, не Льюис Лу?
Гюйак посмотрел на Фуа.
— Некий человек по имени Бертрам. Он пытался спасти собаку. Собака спасена, — коротко доложил сенешаль.
Смерть любого человека — печальное событие, тем не менее Джеффри странным образом ощутил облегчение. Не оттого, что собаку удалось спасти, а оттого, что Лу не пострадал. Неловкое молчание затягивалось.
— Течение все время меняется, — пояснил Анри.
Сначала Чосер решил, что граф продолжает разговор об утопленнике, но сообразил, что тот имел в виду вещи поважнее.
— В чью пользу?
— Вы должны иметь об этом представление, Джеффри.
— Я в самом деле не знаю.
— Как следовало ожидать, виконт де Рошешуар и владетели Шовиньи и Пона объявили о своей верности королю Карлу.
— А также граф Перигор, — уточнил Фуа.
— Но графу де Гюйаку не пристало подражать другим, — сказал Чосер. — Пусть другие ему подражают.
— Только глупец сопротивляется течению, — встрял в разговор Фуа.
Анри метнул на сенешаля раздраженный взгляд. Фуа откинулся назад, и его лицо оказалось в темноте.
— Вот вам и ответ, — сказал де Гюйак.
— Это ваше последнее слово?
— Безусловно, мы обсудим еще много вещей. Но я не хочу, чтобы вы, Джеффри, тешили себя пустыми надеждами.
— Я не из тех, кто питает пустые надежды.
— Неизменный реалист, стало быть, — сказал Гюйак, перейдя на более мягкий тон. — Вы, наверное, устали с дороги. Завтра я отправляюсь на охоту, но мы сможем побеседовать позже.
— На кабана, о котором говорили за ужином?
— Этот зверь убил уже троих человек. Сейчас не сезон охоты на кабанов, но мы не можем позволить ему свирепствовать и дальше. У меня предчувствие, что завтра он примет смерть.
Читать дальше