Евгений Сухов - Лихая шайка

Змей почти за неделю пребывания в остроге успел привыкнуть к темноте. Глаза его теперь так же хорошо видели в сумраке, как и при скупом дневном освещении камеры. Свет через крохотное зарешеченное окошечко под потолком, к тому же заросшее вековым слоем пыли и паутины, едва проникал внутрь. Последний огарок сальной казенной свечи догорел еще час назад, а оставшуюся от нее половинку Змей решил не зажигать раньше времени. А то назавтра и вовсе нечем будет светить.

Человек на ощупь пробрался вдоль стенки к свободным нарам. Маравихер слышал, как скрипнули под ним доски, когда он опустился на скамейку.

– А что же, и тюфяка у тебя здесь не имеется? – раздался в темноте слабый чуть хрипловатый голос незнакомца.

– Ты же в остроге. Чай не в «Национале» нумерок снял. Это тебе тюрьма, – насмешливо проговорил Змей. Наивный, хотя и вполне естественный вопрос подселенца вызвал у него злую насмешливую улыбку.

– А ты тут огрубел, Змей. Все тебе слово не то кажется. Чегой-то ты незнакомца так неприветливо привечаешь? – вошедший, насколько мог разглядеть Змей, встал с нар и направился в его сторону.

– А ты кто таков, что меня по кликухе нарекаешь? – осторожно поинтересовался Павел.

Ответа, однако, он не услышал. Незнакомец споткнулся о выступающий в полу камень, который Змей за время пребывания в камере уже научился распознавать даже в кромешной тьме.

– Ах ты, дьявол! – выругался человек, поднимаясь с колен.

Маравихер отчетливо видел очертания его плотно сбитой фигуры.

– Что ты спросил, я не расслышал? – уточнил незнакомец.

– Кто ты? – повторил свой вопрос Змей.

– Человек, – коротко отрапортовал сокамерник.

– А откуда меня знаешь? – не унимался Павел.

– А кто же тебя теперь не знает? Когда ты всю кодлу с потрохами продал. Мартынова из-за тебя шпики заластали. Поликарпа застрелили. Лиза с Капой едва спаслись. И все из-за тебя, гниды! Ты же сдал! – спокойно проговорил человек, ощупывая нары Змея.

Найдя себе место рядом с маравихером, он опустился на лавку. Павел смолчал. На всякий случай он незаметно достал из каменной кладки кирпич, за которым в стене кем-то из предшественников был устроен небольшой тайник.

– Молчишь? – раздался тот же хрипловатый голос.

– А об чем мне с тобой говорить? – Змей беззвучно ощупал тайник. Небольшой ножик, великодушно оставленный в тайнике предыдущими заключенными, мог оказаться как нельзя кстати. Пальцы сомкнулись вокруг тонкой металлической рукоятки. – Ты меня совестить, что ли, пришел?

– Да если бы и совестить? Молчал бы уже. Тебе все одно немного осталось. Не жить тебе, гаду, на белом свете. Потому как много ты наших погубил, скот ты постылый! – прохрипел сокамерник.

Змей смутно видел, как тот склонился к сапогу и, протянув вниз руку, что-то достал из-за высокого голенища. Павел начал бесшумно отодвигаться от незнакомца и в этот момент у него перед лицом сверкнуло лезвие длинного тесака. Змея спасло то, что он сидел уже почти в метре от не успевшего пообвыкнуть в темноте новичка. Змей резко взял вправо, а затем проворно вскочил на нары и шагнул назад. Все это он проделал настолько быстро, что незнакомец даже не успел сообразить о его местонахождении. Змей сделал решительный выпад. Схватил незнакомца сзади за волосы, откинул его голову назад и резко тесанул ножиком по горлу сокамерника. Тот захрипел. Кровь брызнула, заливая Змею лицо и руки.

Павел бросил свое оружие на землю и судорожно принялся рыскать в темноте в поисках остатка свечи. Поверженный все еще был жив. Тело его билось на нарах в предсмертных конвульсиях.

Наконец Змею удалось отыскать огарок. Он судорожно схватил окровавленными руками спички и принялся чиркать о камень, высекая искру. Когда пламя установилось, Змей с ужасом увидел, что руки его были почти по локоть в алой и скользкой жиже. Дрожащими пальцами он зажег свечку. Незнакомец все еще сжимал в руке тесак. Змей поставил свечку рядом на нары и принялся разнимать пальцы раненого. Высвободив тесак, Змей аккуратно заложил его в тайник и задвинул обратно кирпич. Затем затушил свечку, бросился к двери и принялся отчаянно колошматить об нее ногой.

Змей слышал, как за спиной у него раздался предсмертный вздох незнакомца. После чего тело его безжизненно рухнуло на каменный пол.

Мартынов с трудом вытянул раненую, перебинтованную в щиколотке ногу и открыто взглянул в глаза Пороховицкому. Невольно вспомнилась нарисованная им карикатура, и Арсений не смог удержаться от улыбки. Петр Лазаревич истолковал это совсем иначе.