Евгений Сухов - Лихая шайка

– Боюсь, у меня несколько другие представления о чести, Петр Лазаревич, – с достоинством произнес налетчик и гордо распрямил спину. – Смерть через повешение – постыдна, чего уж тут скрывать. Но сдавать людей, которых ты считаешь своими друзьями, и тем самым подвергать их дальнейшим испытаниям – поступок еще более неблаговидный. Так что извиняйте, милейший, – Мартынов попытался скопировать интонации обер-полицмейстера, – но пойти на это я никак не могу. Сам себе противен буду. Полагаю, никаких иных предложений у вас для меня нет? И коль так, то мне лучше вернуться в камеру.

Пороховицкий закусил ус. Конечно, он ожидал, что такой человек, как Мартынов, ответит ему отказом. Это не Змей. И запугать его тоже вряд ли удастся. Но все же Петр Лазаревич невольно испытал чувство досады.

– Жаль, – тяжело уронил обер-полицмейстер. – Очень жаль. Признаться, я надеялся на благоразумие с вашей стороны. Вы же прекрасно понимаете, господин Мартынов, что ваше упрямство ровным счетом ни к чему не приведет. Рано или поздно мы все равно изловим ваших так называемых друзей…

– Это ваше право. – Арсений слегка подтянул раненую ногу. Он собирался встать без посторонней помощи сразу же, как только Пороховицкий даст понять, что аудиенция закончена. – Удачи вам желать, сами понимаете, не стану, но вполне могу понять ваши мотивы. Вы же находитесь на страже закона. Обидно только, что закон этот несовершенен.

Пороховицкий удивленно приподнял брови:

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказал. А остальное уж позвольте мне оставить при себе.

Обер-полицмейстер не нашелся с ответом. Нервно побарабанив пальцами по поверхности стола, он убрал в ящик так и не пригодившиеся письменные принадлежности. Затем взял колокольчик и позвонил. На пороге тут же появился высокий подтянутый адъютант почти с такими же роскошными усами, как и у самого Пороховицкого.

Мартынов поднялся со стула. Боль пронзила щиколотку, но Арсений лишь стиснул зубы. Лицо осталось спокойным и неподвижным.

– Ваш отец просил свидания с вами, – бросил ему в спину Пороховицкий.

Мартынов замер. Вот чего он не ожидал от обер-полицмейстера, так это разговоров о своей семье. Они сейчас были совсем не к месту и не ко времени. Особенно об отце. Тень пробежала по лицу Арсения, но, по счастью, Петр Лазаревич не мог этого видеть. Мартынов по-прежнему стоял к нему спиной.

– И что же?

– Ему отказали.

Арсений помолчал немного, а потом решительно качнул головой.

– И правильно сделали.

На этот раз растерялся Пороховицкий. По его твердому убеждению, не так должен был реагировать приговоренный к смерти, коль скоро речь зашла о родителях. Последний из аргументов, на который рассчитывал Петр Лазаревич, не принес никакого результата. Прихрамывая, Арсений направился к выходу из кабинета. Адъютант пристально наблюдал за ним, ожидая какого-нибудь подвоха. Но Мартынов спокойно прошествовал мимо него. Пороховицкий смотрел ему вслед до тех пор, пока фигура Арсения не оказалась в дверном проеме. Непрошеный вздох вырвался из груди обер-полицмейстера.

– Мне жаль вас, господин Мартынов, – тихо, будто бы обращался к самому себе, обронил Петр Лазаревич. – Мне искренне вас жаль.

Мартынов обернулся от двери кабинета.

– А мне вас. Счастливо оставаться, господин Пороховицкий.

– Это вы, Капитолина Михайловна! – Силуянов рассеянно посмотрел на вошедшую в гостиную Вайсман.

Капитолина была неотразима. Изящное платье из бархата и блестящего шелка чрезвычайно шло к ней. Тем не менее появление предводительницы хитрованской группировки в доме статского советника, казалось, не произвело на Силуянова ожидаемого впечатления. Отложив на тумбочку свежий, еще не разрезанный номер «Московских ведомостей», Матвей Илларионович медленно встал, аккуратно снял с себя очки и неторопливо направился навстречу гостье.

– Мое почтение.

Силуянов неглубоко поклонился, взял Капитолинину руку, протянутую ему для поцелуя, и с некоторым налетом холодности коснулся ее губами. Капитолина огляделась. Именно так она и воображала себе дом Силуянова. Старинная, хотя и очень дорогая мебель. Все чинно и даже несколько чопорно. Света в гостиной было мало, несмотря на большое количество настенных подсвечников. На крышке роскошного концертного рояля в углу гостиной стоял поднос с бутылкой игристого «Аи» и двумя бокалами.

Сам Матвей Илларионович одет был фатовски, несмотря на весьма поздний час ее визита. На нем был черный фрак с глубоким вырезом на груди. Из-под цельнокроенного платка, окаймлявшего вырез, выглядывала тончайшего сукна белая рубашка. Невысокий стоячий воротничок венчал белый батистовый галстук, завязанный бабочкой.