Впрочем, выпадали дни, когда спокойствие изменяло Мэри. Однажды она сказала Чарльзу:
— Мысли являются ко мне без приглашения. Вон они порхают по комнате, видишь?
Признаки ее душевного расстройства становились тогда особенно заметными и грозными. И Чарльз вел ее через поля в Хокстон, в частный приют для умалишенных. Мэри сама брала с собой смирительную рубашку и с готовностью отдавала себя в руки Филипа Гертина. Прослышав об одном таком случае, де Куинси написал Чарльзу:
Вы представляетесь мне человеком, которого горе, муки и развеянные в прах надежды наделили выдержкой, сделали личностью редкой, избранной Господом.
* * *
Пожар, заполыхавший в то роковое воскресное утро в книжной лавке Айрлендов, обошелся без жертв.
— По-моему, пахнет копченой колбасой, — сказала Роза Понтинг.
— Нет, милая, не колбасой, — ответил Сэмюэл Айрленд: поднявшись этажом выше, он уже видел внизу пламя. — Пахнет дымом. Господи, спаси и помилуй!
Он подбежал к Розе и схватил ее в охапку в ту самую минуту, когда она собиралась снять жарившуюся над пламенем камина яичницу.
— Куда ты меня тянешь, Сэмми? В чем дело?
— Вон отсюда. Наверх.
Он вытолкал ее из комнаты и потащил вверх, в их спальню. Окно выходило на Холборн-пассидж и располагалось над соседским балконом.
— Не пролезу я в окошко, хоть тресни.
— Прекрасно. Хочешь жариться и скворчать, как шмат сала на сковородке?
Он распахнул окно, выбив попутно переплет, и Розе кое-как удалось протиснуться в проем.
Наконец они выбрались на улицу, а вскоре весь дом был охвачен пламенем.
* * *
Шекспировские рукописи сгорели дотла. Таков и был замысел Уильяма. Спустя недолгое время он написал отцу — тот вместе с Розой переехал в Уинчелси, [129] Уинчелси — рабочий район в южной части Лондона.
— прося у него прощения:
В том, что я совершил ошибку, отдав вам рукописи, винюсь и каюсь. Тем не менее уверяю вас, что сделано это было без какого-либо дурного умысла; я и вообразить не мог последствий моей затеи. Вы не раз говорили мне, что «правда выйдет наружу», — так и ваша репутация, несмотря на злобные измышления, скоро вновь обретет в глазах всего света незапятнанную чистоту.
Сэмюэл Айрленд на письмо не ответил.
Тогда Уильям выпустил дешевенькую брошюрку под названием «Недавние подделки рукописей Шекспира, разоблаченные и подробно описанные мистером У.-Г. Айрлендом, их единоличным создателем и распространителем». Завершал он рассказ о своих проделках «извинениями перед широкой публикой». «Я вовсе не имел намерения причинить кому-либо вред, — писал он. — И в действительности вреда никому не сделал. Бумаги я изготавливал вовсе не из корыстных побуждений. Никакой выгоды эти рукописи мне не принесли. Мой юный возраст — мне тогда еще не исполнилось и семнадцати с половиною лет — отчасти оправдывает меня и должен бы служить защитою от злобных нападок моих гонителей».
В «Морнинг кроникл» появилась заметка, весьма точно отразившая реакцию общества на это признание: «У.-Г. Айрленд решился объявить во всеуслышание, что является создателем рукописей, которые он приписывал Шекспиру; если рассказ правдив, он лишь доказывает, что его автор — лжец».
* * *
Летом 1804 года у Мэри случился очередной длительный приступ болезни. Она несколько недель провела в лечебнице; однажды Чарльз приехал навестить сестру, и Филип Гертин, беседуя с ним, заметил:
— Ей нужно какое-нибудь занятие. Развлечение.
— Что вы предложили бы, доктор Гертин?
— Она как-то обмолвилась, что в былые времена ставила вместе с вами и вашими друзьями пьесу. Это правда?
— Правда. Мы репетировали сцены из «Сна в летнюю ночь», но она… вдруг заболела.
— А нельзя ли возобновить постановку? Быть может, это создало бы у вашей сестры ощущение… как бы точнее выразиться?.. непрерывности жизни.
Чарльз принялся уговаривать Тома Коутса и Бенджамина Мильтона поставить вместе с ним укороченный вариант сцен с участием мастеровых. Его приятели сначала опасались ехать в приют для умалишенных, но Чарльз в ярких красках расписал им чистоту и образцовый порядок, в котором содержится заведение под началом Филипа Гертина.
— А кроме того, — добавил он, — я уверен, что наша затея очень поможет выздоровлению Мэри.
В конце концов приятели согласились сыграть Пирама и Фисбу, Чарльз же намеревался исполнить сразу две роли: Основы и Стены. И однажды, в воскресный майский полдень, они отправились в приют. Им указали комнату, где они могли переодеться в подобающие их персонажам костюмы; и вот они предстали перед пациентами доктора Гертина, сидевшими на маленьких стульчиках в расположенной рядом столовой. Пациентов собралось около пятнадцати, включая Мэри Лэм. Мужчины были в черных сюртуках, белых жилетах, в черных шелковых бриджах и чулках. Волосы им завили и напудрили, дабы подчеркнуть общее впечатление необычайной опрятности. Дамы выглядели ничуть не менее элегантно в расшитых хлопчатобумажных платьях, зеленых шалях и чепцах.
Читать дальше