Для многих посетителей эта ночная иллюминация была их первым знакомством с электричеством. Хильда Сэтт, девушка, только что прибывшая из Польши, отправилась на выставку с отцом. «Свет как будто струился с неба; засветились миллионы огней, вспыхнувших одновременно, – вспоминала она через несколько лет. – Для тех, кто не видел до этого ни одного осветительного прибора, кроме керосиновой лампы, это было словно внезапное перемещение на небеса».
Отец тогда рассказал ей, что все эти огни загораются от одного поворота выключателя.
«Без спичек?» – удивленно спросила она.
Благодаря освещению и постоянному присутствию «колумбийских гвардейцев» в голубой униформе выставка потрясла посетителей еще одним невероятным открытием: впервые жители Чикаго могли гулять в ночное время в полной безопасности. Одно это обстоятельство привлекло на выставку невиданное количество посетителей, главным образом молодых пар, строго придерживающихся викторианских правил ухаживания и ищущих спокойных затененных уголков.
Ночью огни и затененные темные уголки служили чем-то вроде масок, помогавших скрыть многие недостатки – среди них те, которые Джон Ингалс называл в журнале «Космополитен» «необсуждаемыми вслух последствиями бесчисленных приемов пищи», – и обеспечить несколько часов пребывания в совершенном городе, городе мечты Дэниела Бернэма.
«Ночь, – писал Ингалс, – это волшебница выставки».
* * *
Первые посетители выставки вернулись домой и рассказали своим друзьям и семьям о том, что такое выставка. И, хотя их рассказы и не были полными и исчерпывающими, произвели они гораздо большее впечатление, чем то, на которое рассчитывали рассказчики. Монтгомери Шуйлер, ведущий обозреватель архитектуры во времена Бернэма, писал: «Общим мнением всех, кто впервые посетил выставку, было то, что до этого они не читали и не видели ничего, что хоть как-то подсказало бы им, к чему готовиться и что именно им предстоит увидеть». Репортеры из далеко расположенных городов передавали подобные репортажи своим редакторам, и статьи, полные восхищения и восторга, начали будоражить самые отдаленные города. В полях, на холмах, в долинах семьи, перепуганные сообщениями о катастрофе в национальной экономике, которые ежедневно появлялись в газетах, начали тем не менее задумываться о поездке в Чикаго. Поездка, конечно же, была недешевой, но с каждым днем она становилась все более и более привлекательной. И даже необходимой.
Вот если бы только мистер Феррис занялся делом и закончил наконец свое огромное колесо!
[181]
Вот как это началось. Исчезла одна из официанток, обслуживающая посетителей в ресторане Холмса. В один из дней она просто не пришла на работу без каких-либо объяснений, хотя накануне отработала весь день без проблем. Это происшествие повергло Холмса, как и всех остальных, в замешательство. Исчезла стенографистка Джейн Томпсон, а также женщина по имени Эвелин Стюарт, которая то ли работала у Холмса, то ли просто жила, снимая номер в его отеле. Некий мужчина-врач, снявший на время помещение в «замке», в котором устроил приемную (этот мужчина успел подружиться с Холмсом – их часто видели вместе), – тоже пропал, не сказав никому ни слова.
В самом отеле химические запахи часто и быстро сменялись – словно атмосферные течения, нагоняемые переменчивым ветром. В течение нескольких дней в коридорах ощущался запах каустической соды, как бывает, если при уборке моющее средство используется с избытком; в другие дни его сменял едва уловимый запах лекарств, как будто дантист, работающий где-то в глубине здания, погружал пациента в глубокий наркотический сон. Похоже, что трубы питающего здание газопровода были не совсем в порядке, поскольку временами в коридорах чувствовался запах газа.
Пропавшими интересовались их семьи и друзья. Холмс, как всегда, выражал сочувствие и готовность помочь. Полиция все еще не вмешивалась. Возможно, они и без этого были выше головы заняты состоятельными посетителями выставки и высокопоставленными иностранцами, прибывающими в город в невиданном доселе количестве, а таких визитеров сопровождают, как известно, целые рои карманников, головорезов и мелких жуликов.
* * *
Холмс, в отличие от Джека-Потрошителя, не убивал своих жертв лицом к лицу и не ублажал себя ощущением тепла и видом внутренностей, но ему доставляла удовольствие близость жертвы. Ему нравилось быть рядом, чувствовать приближение смерти и наблюдать, как паника все сильнее охватывает его жертву. А такое происходило, когда выбранная им жертва вступала в самую милую его сердцу фазу. Подвал практически заглушал крики и стук, но не совсем. Когда все номера отеля были заполнены, он использовал менее шумные средства. Он заполнял комнату газом – и жертва испускала последний вдох, будучи во сне, или, открыв дверь номера мастер-ключом, он прижимал к лицу жертвы смоченную хлороформом тряпку. Выбор всегда оставался за ним и зависел от его сил и возможностей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу