Вячеслав Денисов - Огненный плен

Удара впереди я не услышал. Значит, она застряла где-то между Мазуриным и бензобаком.

— Стрелять можете?

— Из винтовки? — раздалось за моей спиной. — Если вам будет от этого легче, извольте!

Я чувствовал, как чекист развернулся. Грохнул выстрел. Чекист повернулся. Звук выбрасывающего гильзу затвора.

Один выстрел в ответ на сто. Действительно, легче мне не стало.

Мы мчались на север. Ехать назад было глупо. Вперед — еще глупее. Где-то внутри меня жила надежда, что этот маршрут — на восток, навстречу солнцу — наша единственная надежда. Уводя же за собой немцев, мы лишали себя возможности спастись…

Вечно так продолжаться не могло. На мотоцикле я езжу отменно. У моего папы был точно такой же «БМВ», правда, годами двумя старее. Что-то из первых выпусков. Я ездил на нем и вызывал жуткий восторг девочек и ненависть мальчиков. Мой «R-32» возил на себе первых и дразнил последних. Этот «R-17» был легче в управлении. Я перед войной слышал, что один из конструкторов установил гидравлику на передней вилке. И сейчас я мог проверить ее действие на себе. Мотоцикл не так сильно клевал носом в ямах, и руль уже не вылетал из рук.

Ирония судьбы. Что с нами делает время. В свои девятнадцать я возил сзади девчонок. Сейчас я катаю сзади сотрудника НКВД.

Пока преследователь себя не обнаружил, он имеет превосходство над беглецом. Но как только преследователь попадает в поле зрения беглеца, они меняются местами. Я убегал от смерти сломя голову. Немцы меня преследовали, опасаясь вместе с тем получить одну из случайных дурных пуль, которые с охоткой пускал нам за спину Мазурин. Но при такой плотности огня нечего было и думать о том, что погоня может продолжаться вечно.

Но я не думал о вечности, я мчал на север здесь и сейчас. Вечность мне не нужна. Я хотел остаться в живых только пять-десять последующих минут. Все, что было за пределами этих шестисот секунд, меня волновало мало, ибо уйдем мы от погони или она нас накроет, решалось только в этот короткий промежуток.

— Сворачивай на лесную дорогу! — различил я сквозь свист ветра.

Я не ответил. Эта мысль уже посетила меня. Стоит нам соскользнуть с открытого места и въехать в лес, погоня упорядочится. Она свернется, и немцы выстроятся в колонну.

Но кто убедит меня в том, что через минуту мы не упремся своим поступательным движением во встречную колонну гитлеровцев или не догоним такую же, никуда не торопящуюся, следующую на восток или север?

Но выбора не было. Кое-кто умел управлять мотоциклом лучше меня. Никакого удивления этот факт не вызвал. Я просто поддал газу. Понятно, что в мотоциклетной части не служит кто попало. Я же любитель, и мое мастерство связано лишь с выкрутасами перед девками.

Гитлеровцы обходили нас, и весь их умысел был как на ладони. Окружить, сблизиться и зажать. А там как карта ляжет — пленить или уничтожить. Впрочем, мы уже так провинились перед вермахтом, что о милосердном отношении к себе, пленным, я не думал.

Мазурин неожиданно вскинул винтовку и врезал по мчащемуся уже параллельно нам мотоциклу.

Немец, словно его ударили ногой в голову, слетел с сиденья, и руль вывернулся. Я успел заметить, как машина встала на дыбы и из нее, как выбитый из седла всадник, вылетел пулеметчик.

«Чтоб ты, сука, башку себе свернул!» — пожелал я и выкрутил на себя ручку газа.

За моей спиной индейцем кричал чекист. Он сам вручил бы себе сейчас значок ворошиловского стрелка, если бы этот значок был ему нужнее сухаря.

Две пули потревожили наш «БМВ» одновременно. Первая с сухим стуком прошила крыло колеса люльки (я взмолился, отчаянно дыша — «лишь бы не колесо!»), вторая цокнула подо мной по металлу.

Сначала я подумал, что рикошет поразил меня в ногу. Боль ожогом резанула меня по икре, я невольно вскрикнул, чем встревожил Мазурина.

— Что с тобой, Касардин?!

— Нога! — сокращая нашу беседу, крикнул я и поморщился.

Левая нога, которой я переключал скорости, работала безотказно, но правая заходилась в тряске от болевого шока.

— Масло, доктор!..

Мой надзиратель сошел с ума.

— Масло!.. убери ногу, дурак!..

Запомнив пространство перед собой, чтобы случайно не угодить в яму, я быстро опустил голову.

Черт!..

Пуля пробила какой-то маслопровод, и тонкая, в карандаш струя бьет мне прямо в голую икру! Я поднял ногу, но боль, конечно, не отступила. Ошпаренная нога выла от режущей боли. Скажи кому, какое ранение я получил, засмеют!

— Ты жив-здоров, Сан Евгеньич! — хохоча, орал мне в ухо Мазурин.