Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Маттеус Фукс, палач из Меммингена, кивнул.

– Я сам его видел. Ганс расспрашивал о какой-то рыжей девице. Возможно, той самой, которую потом нашли мертвой в Мельничном ручье.

– А потом, на кладбище при церкви Святого Креста, Ганс болтал про какую-то тайну, – добавил палач из Шонгау. – Он что-то разыскивал там – может, какие-нибудь доказательства, чтобы изобличить убийцу…

Куизль не стал говорить о том, что и сам побывал на кладбище в поисках доказательств. До сих пор он не мог понять, что разыскивал мастер Ганс у могилы убитой Эльфи и кто был тот незнакомец, который сбежал от него.

– Мне кажется, Ганс хотел надавить на убийцу, – продолжил Якоб задумчиво. – Но в итоге сам себе вырыл яму.

– Это всего лишь предположения, – Видман покачал головой. – По мне, так все предельно ясно. Горожане с самого начала хотели возложить на нас вину! Вот они и расправились с первым попавшимся.

– Руки и ноги аккуратно сложены, голова установлена на колонне… Этот человек явно никуда не торопился. – Скрестив руки на груди, Куизль откинулся на спинку и упрямо посмотрел на Видмана. – Я все-таки убежден, что толпа тут ни при чем. Это был убийца, и он превратил казнь в целый праздник.

– А я слышал кое-что другое, – произнес Каспар Хёрманн из Пассау. Сегодня он был относительно трезв, красный нос его пылал от возбуждения. Палач злорадно ухмыльнулся и посмотрел на Якоба. – Нечего ходить вокруг да около. Вы с Гансом не очень-то ладили. Говорят, он без конца преследовал твою младшую дочь. Даже здесь, в Мюнхене. Может, у тебя просто терпение лопнуло, а? Вот ты и избавился от Ганса…

– Каспар, я тебя умоляю! – воскликнул Дайблер. – Нельзя обвинять человека в убийстве только потому, что его дочь отказала твоему сыну.

– А почему нет, собственно? – поддержал Хёрманна Видман. – Все знают, до чего Якоб вспыльчив. А раньше то и дело вставлял Гансу палки в колеса… Может, своими нелепыми предположениями он просто хочет отвести от себя подозрение?

Поднялся шум, некоторые из палачей повскакивали с мест и, казалось, готовы были броситься друг на друга. Среди них нашлись и такие, которые встали на сторону Видмана. Кроме Хёрманна, в их числе оказались палачи из Ингольштадта и Ансбаха. За последние годы Куизль, благодаря своему вспыльчивому нраву, нажил себе достаточно врагов. В этом зале он мог положиться лишь на Филиппа Тойбера и Михаэля Дайблера. И, возможно, на своего брата.

И действительно, Бартоломей вскочил и свирепо огляделся.

– Кто оскорбит моего брата, оскорбит и меня! – проревел он и бросился было на Видмана и Хёрманна, но Филипп Тойбер сумел удержать его.

Единственным, кто не вступил в перебранку, оказался Конрад Неер. Палач из Кауфбойерна молча сидел за дальним концом стола и наблюдал за перепалкой. Куизль так до сих пор и не выяснил, что это был за человек. При этом велика была вероятность, что он в скором времени станет его зятем.

– Прекратите, черт бы вас побрал! – прокричал Дайблер, перекрывая шум. – Прекратить, я сказал!

Но это не возымело никакого действия. Тогда он схватил свою кружку и с размаху швырнул ее о стену. Жестяной звон хоть на какое-то время утихомирил палачей.

Дайблер сделал глубокий вдох.

– Я созвал этот Совет не для того, чтобы вы поубивали друг друга, – произнес он. – Хотя должен признаться, при таких обстоятельствах вряд ли из этого выйдет что-то путное. – Он опустил голову. – Поэтому я вынужден согласиться с нашим родичем из Нюрнберга. Наверное, будет лучше распустить Совет.

– Ну, что я и говорил! – Видман победно улыбнулся и встал. – Я сейчас же велю слугам собирать…

– Каждый, кто решит сейчас уехать, подвергает себя опасности.

– Чего?

Видман повернул голову в сторону Конрада Неера. Это были первые слова, произнесенные палачом из Кауфбойерна.

– Что ты хочешь сказать этим? – в некоторой растерянности спросил Видман.

– Ганс оказался один за городскими стенами, и кто-то с ним расправился, – объяснил Неер. – Вы уверены, что такая участь не постигнет кого-то еще? Неважно, кто за этим стоит, какой-нибудь полоумный или толпа разгневанных горожан. Поодиночке мы слабы. Люди решат еще, будто мы что-то скрываем и пытаемся сбежать. Поэтому нам лучше держаться вместе, пока все не прояснится.

– А если оно никогда не прояснится? – спросил Тойбер. – Что тогда?

– Тогда я предлагаю пробыть в Мюнхене еще два дня, – ответил Неер. – Два дня, ни больше ни меньше. За это время Якоб попытается выяснить, что на самом деле случилось с Гансом. Мне кажется, мы в долгу перед нашим родичем.