Валерио Манфреди - Башня одиночества

Они слишком устали и, найдя укрытие, заснули глубоким сном на несколько часов.

Проснувшись, Десмонд Гаррет увидел, что среди скал горит костер, а эль-Кассем снимает кожу со змеи, собираясь ее поджарить.

— В это время они выползают из нор, чтобы охотиться на песчаных мышей, но любой ловец, в свою очередь, может стать добычей. Она вкусная, и… мясо у нее свежее.

— Я знаю, эль-Кассем, — ответил Гаррет. — Я не в первый раз буду есть змею.

Воин устроился поудобнее у костра, разрезал рептилию на кусочки, насадил их на свою саблю и начал поджаривать над углями. Гаррет тем временем собрал в кучу свои пожитки и достал текст Авла Випина, который оставил ему Филипп, прежде чем пуститься в бегство.

— Джебель-Гафар, — повторял он, — что-то тут не так… что-то не так… — Взгляд его упал на строку, где древний прорицатель описывал таинственный памятник. — В моей седельной сумке лежит лупа, — обратился он к эль-Кассему. — Принеси ее, пожалуйста.

Эль-Кассем положил импровизированный шампур на два камня, чтобы змея продолжала поджариваться, и отправился к коню Гаррета, чтобы достать из сумки большую лупу, которую тот всегда возил с собой для изучения надписей и наскальной живописи. Он протянул ее Гаррету, и тот взял, не отрывая глаз от документа. Увеличенные лупой строки открылись в мельчайших подробностях, и Гаррет остановился на словах, описывавших памятник, где таилась опустошительная, яростная сила.

— Цилиндр, увенчанный Пегасом… Пегасом. О Боже!

— Что случилось? — спросил эль-Кассем. — Что ты там увидел?

— Одна буква нечетко написана… ну конечно… знак продолжался вниз, налево… он несколько стерся от плесени… невероятно! Итак, «тау» стала «гаммой». Значит, речь идет не о Пегасе, а о петасе!

— О Аллах, милостивый и милосердный, моя змея! — воскликнул эль-Кассем, почуяв запах гари. Он снял мясо с огня и присел рядом с товарищем. — Так что там такое?

— Все просто, — ответил Гаррет. — В древнегреческом буква «тау» писалась так… — Он начертил ножом соответствующий знак на земле. — И читалась «т», как арабское «та», но если плесень уничтожит эту часть рисунка, — он стер указательным пальцем часть знака, — то «тау» станет «гаммой» и будет читаться «г», как «гаф», понимаешь? А значит, то, что мы считали Пегасом, в действительности является петасом.

— И что это меняет? — спросил эль-Кассем.

— Все, мой друг. В древнегреческом Пегас — это крылатый конь, сказочное создание. А петас — род круглой шляпы с горизонтальными полями, какой носили в древности. Значит, наш памятник — это цилиндр, увенчанный полукруглым куполом… вот так, — нарисовал он кончиком ножа маленькое изображение.

Эль-Кассем вздрогнул, и это движение не ускользнуло от Гаррета.

— Ты что-то знаешь?

Лицо воина потемнело.

— Я слышал об этой башне однажды… когда был еще мал. Один человек, пришедший из южной пустыни, рассказывал ужасные вещи, но его сочли безумным… Ты когда-нибудь слышал о блемиях, эль-сиди?

Гаррет пристально посмотрел ему в глаза и впервые в жизни прочел там страх.

— Дай-ка мне кусочек этой змеи, — сказал он, меняя тему, — что-то я проголодался.

Они молча поели, сидя у костра. Воин-араб размышлял о ночных кошмарах, мучивших его в детстве, после леденящего рассказа незнакомца, а Десмонд Гаррет пытался представить себе этот ужасный памятник, одинокий, словно маяк посреди песчаного моря.

Эль-Кассем первым нарушил тишину:

— Что ты решил?

Десмонд Гаррет поднял глаза к небу, где сияло над долиной Петры созвездие Скорпиона, остановив взгляд на Антаресе, красном и трепещущем на черном пространстве за ним.

— Филипп в большой опасности, один против Сельзника, — произнес он. — Но я не могу отправиться в Джебель-Гафар, у меня больше нет времени. Я должен завтра же с первыми лучами двинуться в путь. Поезжай к нему ты, эль-Кассем, прошу тебя. И позаботься, чтобы с ним ничего не случилось. Я буду благодарен тебе за это до конца своих дней. Он мой единственный сын, эль-Кассем, я не могу потерять его.

— С ним ничего не случится, покуда я рядом. Но куда отправишься ты?

Гаррет разложил на земле географическую карту.

— Я постараюсь понять, каким путем двигался человек, написавший эту записку две тысячи лет назад. Думаю, он со своими товарищами искал Калат-Халлаки и оказался в Песках призраков. Башня Одиночества находится там, я это чувствую.

Поужинав, они похоронили мертвецов, чтобы трупы не привлекали ночью диких животных, а потом Гаррет долго изучал свои карты, читал и перечитывал слова Авла Випина, сопоставляя их со всеми тайнами, вырванными у пустыни за много лет странствий и поисков. Среди его бумаг был рисунок, сделанный им десять лет назад, с изображением Камня Созвездий — реликвия, показанная ему падре Антонелли в самых потайных хранилищах Ватикана. Он долго рассматривал его при свете фонаря, затем достал из сумки секстант, обратил его к небу и направил на созвездие Скорпиона, блиставшее ледяным светом в прозрачном небе. Эль-Кассем слышал, как он пробормотал: