Валерио Манфреди - Башня одиночества

Филипп остановился и спешился, уверенный, что эль-Кассем нагонит его, чтобы вместе войти в город, но ошибся. Он несколько часов простоял перед воротами, вызывая любопытство прохожих, наконец смирился и вошел в город, держа лошадь под уздцы. Не зная, к кому обратиться, чтобы найти кров, он решил следовать за проводниками верблюдов и вскоре очутился в караван-сарае, где в обмен на французские франки получил стойло для коня и комнату для себя.

Его жилище выходило на балюстраду верхнего этажа и представляло собой комнату с облупленными стенами, когда-то, видимо, побеленными известкой, где на каменном возвышении, похожем на катафалк, лежал соломенный тюфяк. Слуга, проводивший его, взял в уплату кое-какую мелочь и оставил ему масляную лампу, при тусклом свете которой он разглядел клопов и жуков — не слишком приятная компания на ночь. Он встряхнул и взбил тюфяк, чтобы хоть как-то изгнать паразитов, потом обработал рану метиленовой синью, лежавшей у него в сумке, сменил повязку, придвинул к двери скамью, чтобы наверняка проснуться, если кто-то попытается войти, и рухнул на тюфяк, побежденный усталостью. В этом глухом месте, лишенный поддержки эль-Кассема, потеряв надежду вновь увидеть девушку, перевернувшую его душу и мысли, Филипп почувствовал себя безнадежно одиноким. Он уснул совершенно обессиленный — провалился в тяжелый сон.

Падре Хоган разлил по чашечкам дымящийся кофе и протянул одну из них падре Бони. Священник прикрыл глаза, потягивая горячую жидкость, потом отставил чашку и снова заговорил:

— Дети Тувалкаина процветали в своих бескрайних владениях, но больше не строили ни городов, кроме того, что возвели на горе, ни других зданий из камня, кроме Башни Одиночества. Оттуда исходила сила, сломившая оборону Ангела-Стража в ночь Скорпиона…

Текст в этом месте очень темен, Хоган… Можно понять только, что речь идет об астральном совпадении в сочетании с искусственным устройством, сотворенным ими, — эту комбинацию сил они вроде бы сумели преобразовать во взрыв несказанной мощности. Результатом явилась катастрофа: базальтовая стена треснула и пламя с резким свистом вырвалось из ущелья, разрушая земли Дельфуда. Вихрь поднял гигантское облако пыли и песка, и внутренняя часть страны постепенно начала высыхать. Течение рек замедлилось, огромные озера стали испаряться — год за годом сокращалась их площадь. Берега покрылись широкими полосами соли, усеянные тысячами скелетов, и кости белели под немилосердным солнцем.

Но катастрофа не усмирила детей Тувалкаина. Они не сдались — построили каналы и дамбы, чтобы распределять по земле воду, и цистерны, чтобы собирать туда редкие дожди. Они выращивали растения, наиболее устойчивые к засухе, и питались ими, приручали животных, способных выдерживать голод и жажду; впрочем, все это лишь продлило их агонию.

Хранители науки укрылись под землей, и прежде чем исчезнуть навсегда, объединили свои знания, и сила их умов ушла в глубины неба и исчезла в безднах небесного свода.

На земле осталась только Башня Одиночества, высящаяся в глубине бесконечной пустыни… Сад Бессмертия тоже был разрушен. Базальтовая стена развалилась, и пески поглотили ее. Говорят, остался лишь один источник чистой воды, столь прозрачный и прекрасный, что даже лески не смогли его победить, но видевший его не нашел пути назад, и пытавшийся до него добраться больше не вернулся. Поскольку охранять стало нечего, Ангел-Страж вложил свой меч в ножны и уснул. — Священник замолчал, слушая, как колокол в соборе Святого Петра медленно отбивает часы. Потом продолжил свой рассказ: — Мучимые лишениями и невыносимой жарой, уцелевшие мигрировали в поисках земли, где могли бы начать новую жизнь. Они несли с собой «Того, кто не должен умереть», чтобы не забыть о своем происхождении и не утратить Знания.

Но не все решились покинуть родные края. Оставшиеся обосновались вокруг башни — единственного напоминания о прошлом величии, однако Бог наказал их, забрав лицо и человеческий облик. Они стали «Народом без лица».

Мигранты же долгие месяцы шли под палящим солнцем, унося в душе воспоминание о своих бесконечных лугах, о величественном токе утраченных рек, о полете птиц и беге стад, о высохших ныне озерах, чистые воды которых когда-то отражали пробегающие по небу облака… Сначала они ели животных, павших от голода и жажды, и пили их кровь, потом питались теми из племени, кто, угасая от слабости и лишений, замертво падал по дороге.