Валерио Манфреди - Башня одиночества

Филипп посмотрел на верблюда с балдахином и увидел, как оттуда выскользнула закутанная фигура, несомненно, женская. Он понял, что мужчины пытаются всеми силами защитить ее, прикрывая своими телами, словно щитом.

— Им не спастись, — произнес эль-Кассем и направился к своему коню, чтобы помочь осажденным.

— Погоди, — остановил его Филипп, озаренный внезапной идеей. — Даже с нашей помощью им не спастись. Попробуем-ка применить артиллерию Наталино.

Он схватил один из фейерверков, воткнул его в землю, пытаясь рассчитать траекторию, и поджег фитиль. Темноту разрезали свист и огненный шлейф, потом раздался взрыв, вызвавший переполох среди нападавших. Филипп одну задругой запустил остальные ракеты, в то время как эль-Кассем открыл огонь из ружья. Лошади, испуганные взрывами и ослепительными вспышками, вставали на дыбы, сбрасывая всадников, и, обезумев, неслись галопом во все стороны, преследуемые плотным огнем оборонявшихся.

Эль-Кассем прыгнул в седло и кинулся в погоню за беглецами, проносившимися мимо, уложив одних из пистолета, а других ударами своей тяжелой кривой сабли из дамасской стали. Филипп какое-то мгновение колебался: положение, в котором он оказался, настолько отличалось от его мирных занятий в Сорбонне, что показалось ему сном, и как во сне, где все возможно и просыпаешься всегда целым и невредимым, он тоже вскочил в седло и бросился в долину вслед за эль-Кассемом.

Молодой человек чуть не расстался с жизнью. Один из бедуинов, заметив, что он держится на лошади не слишком уверенно, догнал его и ударил саблей в бок, разорвав куртку и срезав кожу с руки. Филипп ощутил липкое тепло крови и, охваченный ужасом, отчаянно пытаясь оторваться от бедуина, закричал:

— Эль-Кассем!

Воин услышал и резко развернул коня, бросаясь в погоню за его преследователем. Он выбил бедуина из седла, навис над всадником, пытавшимся подняться на колени, и обезглавил одним точным ударом своей кривой сабли. Филипп ощутил спазм в желудке при виде покатившейся головы, но взял себя в руки и, пришпорив коня, вновь направил его к каравану, попавшему в осаду: группа бедуинов вступила с защитниками в рукопашную. Эль-Кассем вырвался вперед и бросился в самую гущу, поразив двух противников саблей и еще одного кинжалом. Филипп выстрелил в четвертого из пистолета и смотрел, как тот хрипит со стекленеющим взглядом. Он впервые в жизни убил человека.

Нападение было отражено, эль-Кассем со своим раненым спутником стояли перед отрядом защитников, ружья которых все еще были на взводе. И тут Филипп увидел, как женщина, уже замеченная им прежде, поднялась и пошла к нему. В правой руке она сжимала саблю, лицо ее было покрыто; однако, приблизившись, она убрала саблю в ножны, сняла покрывало и стянула им руку Филиппа, чтобы остановить кровотечение. У нее было лицо необыкновенной красоты и темная кожа, гладкая, словно бронза.

Филипп непроизвольно попятился, пораженный этим зрелищем.

— Кто ты? — спросил он.

— Лучше тебе не знать моего имени, — ответила девушка по-арабски. — Однако скажи, чем я могу вознаградить тебя. Твои огненные стрелы и ваша храбрость спасли нас.

Филиппу никак не удавалось успокоить свое волнение. Боль в руке и это лицо перед глазами повергли его в странное оцепенение. Эль-Кассем убедил всех покинуть долину и как можно скорее добраться до укрытия, где до этого разводил костер. Здесь он спрыгнул с коня и начал раздувать почти потухшие угли, воскрешая пламя. Девушка занялась Филиппом — промыла рану, зашила ее шелковой ниткой и перевязала, предварительно еще раз промыв уксусом.

Филипп не мог оторвать от нее глаз.

— Единственная награда, о которой я могу просить, — наконец вымолвил он, — это разрешение снова увидеть тебя.

— Это невозможно, — ответила девушка кротко, но твердо. Она быстро взглянула на него, и Филиппу показалось, что в ее глазах мелькнула тень грусти. — Проси о чем-нибудь другом, — произнесла она тоном человека, привыкшего раздавать награды и оказывать милости.

Огонь разгорелся, затрещал, и мужчины сели в круг, выложив свои припасы: хлеб, финики и козий сыр. Филипп вспомнил про свой овечий сыр и печенье и добавил эту скромную лепту к их общему ужину. Но когда он подходил к костру, взгляд его упал на шею девушки, сидевшей в стороне с непокрытой головой, прислонившись спиной к камню: на золотой цепочке висел маленький крылатый конь, стоявший на цилиндрическом пьедестале, и в памяти тотчас же всплыли слова Авла Випина: «Его гробница имеет форму цилиндра, ее венчает Пегас». Однако ему показалось невероятным, что по столь непредвиденной случайности он нашел в ближневосточной пустыне намек на события, так сильно отдаленные в пространстве и времени.