Валерио Манфреди - Башня одиночества

— Вы не можете продолжать путь в такой темноте, — сказал он. — Эта местность таит слишком большие опасности.

Девушка заговорила со своими спутниками, и Филиппа поразила мелодия языка, на котором она к ним обращалась. Таких звуков он никогда прежде не слышал. Это наречие смутно напомнило ему коптский язык, но точнее он не мог сказать.

— На каком языке ты сейчас говорила? — спросил он ее.

Девушка улыбнулась:

— Этого я тоже не могу тебе открыть.

Она смотрела в лицо Филиппа. Ее глаза блестели янтарным светом в сполохах костра.

Мужчины улеглись спать, вместо одеял использовав покрывала с седел. Кроме одного, который притаился выше, за уступом скалы, и нес там дозор. Эль-Кассем тоже лег, отдельно от остальных, но Филипп хорошо знал, что сон его легок, как воздух, и достаточно запаха, принесенного ветром, или шума, чтобы он проснулся.

Филипп в одиночестве сидел у костра, шевеля угли. Девушка подошла и села рядом.

— Болит? — спросила она, легонько дотрагиваясь до его руки.

— Немного жжет.

— К счастью, рана поверхностная. Через несколько дней заживет. Открывай ее в пустыне и закрывай в городе. Так быстрее пройдет.

Филиппу казалось, что в ее лице и фигуре, угадывающейся под длинной льняной туникой, живет самая чистая, самая совершенная красота, какую ему когда-либо довелось созерцать. Гладкие, блестящие волосы обрамляли лик египетской царицы, падая на изящные плечи; пальцы, длинные и тонкие, двигались с удивительным проворством.

— Ты сегодня сражался впервые, не так ли? — спросила она через некоторое время.

— Да.

— И что испытал?

— Трудно сказать. Это словно наркотик. Убивать становится так же легко, как и быть убитым. Сердце сходит с ума, мысли сбиваются, как дыхание… Прошу тебя, скажи, смогу ли я когда-нибудь увидеть тебя снова… Не могу поверить, что этого никогда больше не произойдет. Сегодня я бы умер за тебя, если бы это понадобилось.

Взгляд девушки внезапно изменился — зажегся, словно небо на закате. Она смотрела на него пристально и сердечно, будто хотела вознаградить за вечное одиночество, за неизбежное расставание.

— Не мучь меня, — сказала она. — У меня нет выбора. Я должна идти своей дорогой, принять тяжелую, трудную судьбу… — Она умолкла, опустив голову, и у Филиппа не хватило духа нарушить ее молчание, коснуться руки, покоившейся на коленях. Девушка снова подняла на него лучистые глаза: — Но если однажды моя жизнь обретет дар свободы, тогда да… тогда я хотела бы снова увидеть тебя.

— Свободы? Быть может, кто-то держит тебя в плену? Скажи мне, скажи, и я освобожу тебя!

Девушка покачала головой и улыбнулась:

— Никто не держит меня в плену, только моя судьба. А теперь забудем об этих грустных мыслях и выпьем вместе.

Она достала из мешочка два серебряных кубка, высочайшие образцы древнейшего искусства, налила туда душистого пальмового вина с пряностями и протянула Филиппу, и он, сидя вместе с ней у костра, пил из этого чудесного кубка, пил свет ее глубоких, черных глаз, пил звездную, тихую ночь, и ему казалось, что до этого момента он и не жил вовсе. Девушка ласково коснулась его лица, и Филипп почувствовал, что щеки его вспыхнули, а на глаза навернулись слезы. Он встал и молча смотрел, как она уходит, легко, словно не касаясь ногами земли и растворяясь во мраке.

Когда он проснулся, в голове шумело, мысли путались, солнце высоко стояло в небе, а конь его беззаботно пощипывал траву между камнями. Над ним стоял эль-Кассем.

— Почему ты не разбудил меня? — удивился Филипп. — Почему не помешал ей уехать?

— Если она хочет тебя, ты ее найдешь, — ответил эль-Кассем. — Если не хочет, можешь искать по всему свету, но не найдешь никогда.

— Но я должен ее найти! — возразил Филипп, и в голосе его послышалась отчаянная решимость.

Он торопливо собрал пожитки и водрузил их на коня под задумчивым, но бесстрастным взглядом эль-Кассема. Поднимаясь в седло, Филипп заметил, что товарищ не тронулся с места.

— Ты со мной не едешь? — спросил он.

— Я явился сюда не для того, чтобы бегать за женщиной. Если хочешь продолжить поиски, ты знаешь, к кому обратиться. Я встречу тебя на нашей дороге, когда разум к тебе вернется.

Филипп хотел возразить, но слова эль-Кассема прозвучали как неотвратимый приговор.

— Мы встретимся на нашей дороге, эль-Кассем, не сомневайся. Но я должен ее найти.

Он пришпорил коня и галопом устремился вдаль по долине. Следы маленького каравана были еще хорошо различимы, и Филипп счел, что сумеет настичь его в короткий срок, однако весьма скоро разочаровался в своих ожиданиях: на дороге, ведущей в Алеппо, следов становилось все больше — неисчислимых отпечатков караванов и стад, направлявшихся в город. Увидев перед собой Алеппо, он проклял свою наивность: вокруг колыхалось море верблюдов, коз и овец, люди вели груженых ослов и тащили телеги со всякого рода товаром.