Маргарет Дуди: Афинский яд

Фанодем, сын Диилла: дядя Гермии, историк и знаток религиозных церемоний

Батрахион: раб Фанодема, горбун

Харита, дочь Эпихара: единственная дочь Гермии от первого брака, пяти лет

Кирена: рабыня из Кирены в Ливии, няня Хариты

Марилла: прекрасная рабыня из Сикилии, в недавнем прошлом — общая наложница Ортобула и Эргокла

Привратник: старый раб в доме Ортобула, первоначально живший с Эпихаром и Гермией

Фил и н, сын Фил и на из Кефизии: афинский гражданин, красавец, один из лучших друзей Ортобула

Эргокл: курносый афинский гражданин, обвиняющий Ортобула в злоумышленном нанесении ран

Манто: содержательница публичного дома

Мета: помощница Манто

Кинара: рабыня- порна в доме Манто

Клизия: худенькая девушка с длинной шеей, рабыня- порна в доме Манто

Кибела: пышногрудая девушка, рабыня- порна в доме Манто

Трифена: содержательница дорогого публичного дома

Фисба Фиванская: флейтистка, порна, собственность дома Трифены

Клеобула: острая на язык рабыня- порна в доме Трифены

Фрина: знаменитая гетера, первая красавица Афин

Ликена: гетера, дочь спартанки с Киферы

Эвбул: молодой человек благородного происхождения, который принимал участие в пирушке у Трифены

Калипп из Пеании: молодой деревенский житель, гость на пирушке у Трифены

Аристогейтон: человек спартанских привычек и идеалов, мечтающий очистить Афины от скверны

Гиперид: прославленный и любимый афинянами оратор, шестидесяти одного года

Ферамен: доверенное лицо Аристогейтона, добывает свидетельские показания для суда над Фриной

Архий: актер из Италии, шпион и охотник за беглыми, пользующийся покровительством Антипатра

Хрис: кузнец с замашками скульптора

Гермодор: гражданин с замашками философа

Миртил: юный гражданин, пользующийся дружеским расположением Гермодора

Пракситель, сын Кефисодота: стареющий, но полный сил скульптор

Тимарх, сын Праксителя: подмастерье, помощник отца

Сикон: дюжий раб с клеймом и железным ошейником, служит Ликене

Эфипп с Ликабета: угольщик, который сдает внаем мулов

Магистрат из Ахарн

— Ареопаг готовится к очередному суду, — сообщил Аристотель. — Мне думается, ты захочешь пойти. Среди дел о злоумышленном нанесении ран попадаются весьма любопытные. Хотя в этом, на первый взгляд, нет ничего особенного: двое граждан, поспорив из-за наложницы, устроили драку в публичном доме.

— Это никуда не годится, — невпопад ответил я. Возможно, не хотел вспоминать о верховном суде Афин, с которым судьба столкнула меня несколько лет назад. А может быть, просто извинялся за свой обед — и, признаться, не без оснований. Мы сидели у меня в андроне: с раннего детства я привык считать эту комнату на мужской половине дома лучшей, а потому всегда принимал здесь гостей, не принадлежащих к членам семьи. И лишь теперь я вдруг понял, что предмет моей гордости являет собой откровенно жалкое зрелище: поблекшая, кое-где даже треснувшая краска на стенах, пыльные ножки столов… Эти и прочие мелочи недвусмысленно указывали на то, что здесь очень не хватает глазастой и расторопной хозяйки.

Сейчас, когда я всерьез задумался о женитьбе, все несовершенства моего жилища стали особенно заметны. И зачем только я позвал Основателя Ликея? На дворе стояла поздняя весна, вскоре мне предстояло отправиться на Восток, а Пифии, жене Аристотеля, нездоровилось. Так что, приглашая его на обед, я намеревался совершить благое дело. Пифия всего-навсего ждала ребенка, но беременность протекала не слишком гладко, и Аристотель тревожился. Мне захотелось отвлечь его от тяжелых мыслей. Из уважения к Аристотелю пришлось позвать и его верного помощника Феофраста. На мое счастье, сей высокомерный и утонченный муж не смог прийти, поскольку собирался нанести визит бывшему ученику.