Наталья Александрова - Тайна тринадцати апостолов

— В одна тысяча пятьсот восемьдесят пятом году, — чуть помедлив, вспомнила Анджела.

— А эта дата на тридцать лет раньше. Конечно, Тинторетто может иметь к ней какое-то отношение, но вот какое…

Старыгин замолчал, заметив, с каким волнением Анджела смотрит на светящиеся цифры.

— Вы… похоже, вы знаете, что это значит?

— Еще бы мне не знать! — удивительно тихо ответила Анджела. — Это — одна из самых трагических дат в истории моей семьи… возможно, самая трагическая.

— Вот как?

— Да… в тысяча пятьсот пятьдесят пятом году от рождества Христова мой далекий предок, один из основателей моего рода, Гвидо Контарини, замуровал свою жену вместе с маленьким ребенком в подземелье под церковью Святого Захарии.

— Ужас какой! За что он так поступил с ней?

— Он узнал, что жена изменила ему с конюхом. И что ребенок — не от него.

— Суровые нравы царили в то время! Вроде бы уже просвещенный век, а вот нате вам…

— Суровые нравы и бурные страсти. Жена до последнего момента клялась, что ни в чем не виновата, умоляла мужа пощадить хотя бы ребенка — но он был неумолим, своими руками заложил вход в подземелье и потом закололся на его пороге.

После этого титул и все владения Гвидо перешли к его младшему брату, моему прапра- и еще много раз прадеду. Злые языки, конечно, поговаривали, что именно младший брат оговорил графиню, чтобы получить наследство брата, а на самом деле она была ни в чем не виновата. Но я в это не верю.

— Жуткая история! Нравы ваших предков были ужасны! Но что могут значить эти цифры на картине? Какое отношение Тинторетто имеет к трагической истории вашей семьи?

— Не представляю… — Анджела пожала плечами.

— А та церковь, где случилась давняя трагедия… она сохранилась до нашего времени?

— Церковь Сан-Заккария? Старое здание сгорело в конце шестнадцатого века, позднее на его месте построили новую церковь того же святого. Кстати, одна из красивейших церквей в Венеции.

Анджела хотела еще что-то сказать, но в это время зазвонил ее мобильный телефон. Она поднесла трубку к уху, что-то выслушала, односложно ответила и сказала Старыгину:

— К сожалению, должна вас покинуть: неотложные семейные дела. Пойдемте, я провожу вас до какого-нибудь причала вапаретто, откуда вы сможете доехать до своей гостиницы.

Анджела довела Старыгина до причала вапаретто — речного трамвайчика, главного и практически единственного вида общественного транспорта в Венеции. Здесь они простились. Анджела отправилась куда-то по своим делам, а Дмитрий Алексеевич купил билет и дождался вапаретто, идущего в нужном ему направлении.

Речной трамвайчик был переполнен восторженно галдящими туристами. Старыгин с трудом втиснулся на палубу, при этом наткнувшись на толстого скандинава с длинными, как у викинга, светлыми усами. Швед (или датчанин, а может, и норвежец) что-то пробормотал, выбираясь на причал. При этом из его кармана выпал какой-то маленький блестящий предмет. Старыгин наклонился и поднял его — это была простенькая зажигалка.

— Сэр, вы уронили свою зажигалку! — окликнул Дмитрий шведа (или финна), но тот уже шагал по набережной, озираясь по сторонам, а кораблик уже отошел от пристани.

Старыгин сунул зажигалку в карман, тут же забыв о ней, и залюбовался проплывающими мимо храмами и дворцами — аркадами нижних, в большинстве случаев нежилых этажей, стройными колоннадами, стрельчатыми готическими окнами.

Плеск воды, солнечные блики на окнах дворцов, вспышки фотоаппаратов, женский смех…

По правому борту проплыла стройная громада церкви Санта-Мария-Салуте, за ней — здание таможни, и Большой канал оборвался, распахнувшись тусклым зеркалом лагуны, кажется, послужившей образцом для стеклодувов Мурано.

Кораблик неторопливо проплыл мимо гомона и блеска Пьяцетты, мимо южного фасада Дворца дожей с его невесомой колоннадой, в проеме между домами промелькнул мост Вздохов, и щеголеватый матрос в соломенной шляпе объявил:

— Сан-Заккария!

Старыгин насторожился.

Сан-Заккария… та самая церковь, в подвале под которой граф Контарини замуровал свою несчастную жену с ребенком… даже если она была виновна, все равно ужасная смерть!

Не на эту ли церковь намекал неизвестный, который написал невидимые простым глазом цифры на пыльном рубище апостола с лицом графа Вилланова? Не здесь ли спрятан еще один фрагмент тайны, над расследованием которой бьется Старыгин?

Кораблик ткнулся бортом в причал. Матрос намотал швартовочный канат на кнехт и поднял откидную дверцу.