Иван Погонин - По следам фальшивых денег

– Рохлин?!

– Не спешите. Я послал Бамбука к пострадавшему возчику. Обидчики с Рохлиным по приметам не схожи, им на вид не более двадцати пяти лет, Давид Абрамыч много старше будет.

– Тогда к чему вы мне все это рассказываете?

– А к тому, что этот возница вез человека, очень похожего на Рохлина, из Сахаляна! Рохлин и еще какой-то бородатый мужик подрядили его за десять рублей довезти их до остановки парохода напротив Буссе, там слезли и велели ждать. Но обратно не вернулись, вместо них пришли двое парней с ножами.

– Получается, что Рохлин и кто-то из его сообщников у Буссе сели на пароход. Он в Сретенск шел?

– А куда же еще?

– Надо срочно туда ехать!

– Экий вы, Осип Григорьевич, нетерпеливый, все вам срочно и срочно. Ехать надо, конечно, только…

– Что только?

– Полицмейстер меня не отпускает. Вчера два часа отчитывал за то, что раскрываемость по сравнению с прошлым годом упала на три процента. Я ему говорю: года еще и половина не прошла, наверстаю, а он не слушает, кричит, отставкой пугает. В общем, велел мне никуда не отлучаться и сыщиков своих никуда не отправлять. Злой он на меня почему-то.

– Тогда я один поеду.

– И чего вы один станете делать, если Рохлина найдете? Не отравил он вас, так в Амуре утопит, одного-то.

– И что вы предлагаете, сиднем сидеть?

– Нет, не предлагаю. Давайте Бамбука пошлем?

– Бамбука? Это бесполезно.

– Почему?

– Что китаец сделает, если Рохлина приметит? К казакам обратится или в полицию пойдет? Да его и слушать никто не станет!

– Верно.

– Мы с ним вдвоем поедем. Билет в третьем классе до Сретенска всего-то четыре рубля и стоит.

– До Сретенска билета брать не надо. Смотрите сюда. – Колмаков вернулся к карте. – Если Рохлин убежал из города навсегда, то на реке вы его не найдете. Если же он думает вернуться, то далеко не побежит. В этом случае он остановится где-нибудь на китайской стороне, напротив одного из наших поселков, не более чем в пятистах верстах от города, чтобы не терять связи с оставшимися в Благовещенске членами шайки. Поэтому вам надобно будет обследовать только вот эти населенные пункты: Старо-Кумарский, Ново-Воскресенский, Черняево ну и, пожалуй, Бекетовский, дальше забираться я смысла не вижу. Связь будем держать по телеграфу, на каждой остановке справляйтесь о корреспонденции на имя, – Колмаков выдвинул ящик стола и вытащил оттуда крестьянский шестимесячный паспорт, – на имя Агафона Рыжикова. На, дарю, это документик одного утопленника. Вещи его вместе с паспортом на берегу Зеи на прошлой неделе нашли, а тело только вчера к берегу прибило.

– Спасибо, друг! Не успел воскреснуть, как вы меня опять в покойники переводите? Да и путешествовать, как я понимаю, придется на свой счет?

– Ну а как же? Вам же Кунцевич на эти цели сотню ссудил! Да к тому же вы сами только что сказали, билет на нижнюю палубу недорогой.

Вечером Тараканов и Бамбук выехали по направлению к Сретенску на крупном пассажирском пароходе «Андрей Парамонов» в качестве трюмных пассажиров. План действий у Осипа Григорьевича был примитивным: выходить на каждой более-менее крупной пристани, обследовать населенный пункт, особенное внимание уделяя трактирным заведениям и ночлежкам, и действовать по обстоятельствам.

Путешествие в третьем классе сильно отличалось от вояжа в отдельной каюте. В трюме было тесно и грязно, из-за спертого удушливого воздуха было трудно дышать, гомон пьяных голосов мешал спать. Но на второй класс денег не было.

В Старо-Кумарском, который проходили ночью, даже не остановились – мест на пароходе не было, в Ново-Воскресенском, маленьком казачьем поселке, не имевшем даже почтово-телеграфной конторы, Тараканов решил не выходить. Утром следующего дня пароход причалил к Черняеву.

Станица была довольно большим поселением. Главная улица, вытянувшаяся больше чем на версту вдоль Амура, представляла собою торгово-увеселительные ряды. Лавки, чайные, трактиры, столовые и «номера» чередовались одно за другим, ютясь в маленьких, наскоро сколоченных домиках. Не лучшие помещения занимали и убогие кинематографы, носящие при этом громкие названия: «Париж», «Художественный», «Бристоль».

Вся станичная общественно-деловая жизнь протекала на этой улице.

На китайской стороне против Черняева стоял поселок с преимущественно японским женским населением, состоявший почти целиком из «чайных домиков», посетители которых меньше всего искали чая. Между двумя берегами то и дело шныряли лодки, везя «за границу» искателей женской ласки и иных удовольствий и возвращая обратно далеко не всех.