Майкл Грегорио - Критика криминального разума

— Какая наглость! Позволить себе так говорить с вами, сударь! — с чувством произнес Кох, когда мы вышли на центральный двор. — Как вы думаете, что он замышляет?

— Меня это не волнует, — отмахнулся я.

Мне совсем не хотелось размышлять о том, чем может заниматься Вигилантиус в подвале с мертвым телом. Сильный ветер разогнал тучи. Я поднял взгляд на звезды, усеивавшие небесный свод, подобно драгоценным кусочкам сахара, случайно рассыпанным по столу, и наполнил легкие свежим и чистым ночным воздухом.

— Вы знали, что к расследованию привлечены какие-либо другие люди, помимо поверенного Рункена, Кох?

Сержант ответил не сразу.

— Нет, сударь, — сказал он наконец. — Мне ни о ком не было известно. Но неужели вас удивляет, что отцы города прибегли к помощи какого-то человека, который, по их мнению, способен помочь им выпутаться из затруднения?

Если Кох и обладал каким-то несомненным достоинством, то им был его бесспорный здравый смысл. Это меня несколько успокоило, и я принужден был ответить на его слова улыбкой.

— Экипаж ждет нас, — напомнил он.

— Пусть подождет, — ответил я. — Отведите меня в кабинет поверенного Рункена. Мы уже достаточно времени потеряли за сегодняшний вечер. Необходимо наконец начать серьезное расследование. Разнюхивание останков ни к чему нас не приведет.

Если подземелья Кенигсбергской крепости были похожи на нижние круги ада, то верхние ее этажи по запутанности коридоров могли поспорить с Критским лабиринтом. Мрачные, плохо освещенные, неотличимые один от другого проходы ветвились влево и вправо от центрального коридора.

— Крепость была построена в двенадцатом веке тевтонскими рыцарями, сударь, в качестве укрепления в ходе их длительной борьбы за захват Пруссии, которая в те времена находилась в руках язычников, — с искренней гордостью в голосе рассказывал мне сержант Кох, когда мы шли по коридорам лабиринта. — Совсем недавно ее расширили, конечно. Теперь она совершенно неприступна. Даже сам Бонапарт не сможет ею овладеть.

— Сколько же человек насчитывает гарнизон Крепости? — спросил я.

— Как правило, около трех тысяч солдат, — ответил сержант.

Мы, подумал я, не встретили ни одного.

— И где же они все?

— Генерал Катовице отправил их на оборонительные маневры.

В этот момент мы проходили по деревянному настилу над железной решеткой, вделанной в каменный пол. Из-под наших ног, когда мы пересекали импровизированные мостки, доносились страшные проклятия и крики с просьбой о еде и воде. Испарения пота и человеческого дыхания поднимались вокруг нас, подобно пару из чайника, кипящего на плите. Создавалось впечатление, что мы идем по жуткому болоту. Воздух здесь был тяжелый и зловонный, а шум совершенно адский, так что невольно в памяти всплывали бессмертные строфы Данте. Не посещал ли, задался я вопросом, итальянский поэт в поисках вдохновения тюрьмы своей родной Флоренции?

— Что происходит там внизу, сержант?

— Там заключенные, ожидающие высылки, — ответил Кох.

На мгновение он остановился, наклонившись поближе к решетке. Оттуда доносился приятный женский голос, поднимавшийся над шумом и оглашавший все вокруг звонким пением, напоминавшим плач. Я хорошо знал эту балладу. Мой дед выучил ее во времена Семилетней войны, и она была единственной песней, которую он когда-либо пел. Когда деду не хватало голоса, чтобы напеть ее, он начинал насвистывать мелодию. В пении женщины звучала тоскливая мучительная нота, придававшая особый трагизм солдатскому рассказу. «Снег накормит меня, снег утолит мою жажду, снег согреет и мертвые кости мои».

— Меццо-сопрано, — заметил Кох, улыбнувшись и покачав головой.

Мы пошли дальше и вскоре, поднявшись по винтовой лестнице на следующий этаж, остановились перед тяжелой деревянной дверью, ничем не отличавшейся от сотен других, мимо которых мы проходили.

— Ну вот мы и пришли, сударь, — сообщил мне Кох. — Кабинет поверенного Рункена.

Я был настолько поражен, что несколько мгновений не мог промолвить ни слова. На двери не было таблички с именем, никаких символов власти, которой герр поверенный, несомненно, располагал, ничего такого, что указывало бы на то, что именно здесь можно найти человека, коему доверены мир и спокойствие города.

— Так близко от той грязи, что мы только что видели?

— Поверенный Рункен отвечал за отдел «Д», сударь. Если вы предпочитаете какое-нибудь другое место…