Чарльз Финч - Общество Сентябрь

Ленокс простился с капитаном, сбежал по ступенькам вниз, но этот человек никак не шел у него из головы. Приятный в общении, ничуть не вздорный и на первый взгляд честный человек. По манере держаться легко сойдет как за банкира, так и за того, кто грабит банки. С уверенностью можно сказать только одно: если Лайсандер преступник, то невероятно расчетливый, невероятно хладнокровный. Чувства для него значили мало. Если Лайсандер преступник, он никогда и ни перед чем не остановится, понял Ленокс и содрогнулся от этой мысли.

На изумрудной, как ирландский трилистник, площадке Грин-парка, под величавыми стенами Парламента, в этот день было тепло и удивительно красиво. Ивы клонились над озером, лаская нижними ветвями водную гладь, и, проходя мимо них, одинокие прохожие и парочки сменяли торопливый шаг на медленную поступь, а то и вовсе застывали на месте. Ленокс всегда любил смотреть на безмятежно скользящих лебедей. Два свойства дикой природы — красота и опасность — манят к себе человека, и они в равной мере присущи этим птицам: ведь ударом крыла лебедь способен сломать человеку руку.

Была еще одна интересная особенность: каждый лебедь в Англии принадлежал королеве Виктории. Хотя знали об этом немногие, убийство лебедя считалось оскорблением монарха, и за него могли покарать. Каждый год в третью неделю июля официальный хранитель лебедей ее величества загонял и пересчитывал птиц, и тогда же их подавали в королевском дворце и к нескольким избранным столам в Кембридже, Оксфорде, Йорке и Эдинбурге. Хотя лебеди немы, перед смертью они обретали голос и пели, и хранители один за другим испокон веков утверждали, что звук этот леденил им душу. Отсюда и пошло выражение «лебединая песня».

В раздумьях об удивительных традициях, которыми славилась его родина, Ленокс дошел до особняка Тото и Мак-Коннелла. В записке, приложенной к отчету следователя, Чарлз воздержался от поздравлений, полагая, что доктор захочет сам сообщить ему радостную новость.

Уже с порога он увидел, что друзья сидят в маленькой гостиной, и леди Джейн с ними. Особняк Мак-Коннеллов казался необъятным, но встречать близких друзей хозяева предпочитали в маленькой комнатке, где домашний уют не был подавлен великолепием. Мак-Коннелл, сияя, вскочил навстречу другу:

— Значит, ты уже слышал!

— Вообще-то да — и от всей души поздравляю, Томас!

— Мы с Тото очень рады, что ты будешь крестным. Но садись поскорее, располагайся.

Ленокс со смехом опустился на чудесный бело-голубой диван — последний крик моды и главный предмет гордости хозяйки — вернее, то, что было ее главной гордостью до Генри, Анны, Елизаветы или как там потом назовут ребенка. В комнате еще витал дух недавнего чаепития: пахло теплым хлебом и тающим сливочным маслом.

— Как ты, Чарлз? — спросила леди Джейн.

— Неплохо, совсем неплохо, а ты?

Но в их разговор вмешался Мак-Коннелл:

— Да, Ленокс, я хотел сказать, что не успел взглянуть на отчет следователя. У нас тут родственники рекой с самого утра, троюродные тетушки, двоюродные дядюшки, сам понимаешь.

— Не волнуйся, не к спеху, — успокоил Ленокс.

— Я займусь им вечером, когда Джейн и моя жена поедут к доктору. — Томас повернулся к Тото: — Дорогая, ты правда собираешься ездить к нему каждый день, пока ждешь ребенка? Ты по крайней мере помнишь, что я тоже врач?

Тото расхохоталась:

— Помню, конечно, дорогой мой, но малышами занимается доктор Виндзор, и он очень рад за нас, а мне нужно знать, что все идет хорошо. А у тебя своих забот хватает — дохлые коты, следователи с отчетами.

— Кстати, — вмешалась леди Джейн, — что за отчет следователя? Ты скрытничаешь, Чарлз?

— Ничуть, разве что так случайно получилось, честное слово. К сожалению, даже рассказывать не о чем: есть крохотный клуб под названием «Общество „Сентябрь“», который может иметь отношение к гибели Джорджа Пейсона. Один из основателей общества, как это ни печально, покончил с собой, и я послал Мак-Коннеллу заключение о его смерти: хочу убедиться, что поводов для подозрений нет. Вот и вся история.

— До чего же грустно, — проронила леди Джейн. — Бедная Аннабел! Потерять мужа и сына, и обоих — при таких загадочных и страшных обстоятельствах.

Пока она говорила, Ленокс не отрываясь смотрел на нее и видел ту же затаенную грусть, что все последние недели, и гадал, почему от всегдашней живости осталась лишь бледная маска. Что за таинственность окружает ее теперь, и кто же был тот мужчина в сером сюртуке?