Клаудия Грос - Схолариум

— Спасение пришло слишком поздно, — тихо сказал мастер, — он напрасно звал на помощь. Убийца оказался быстрее нас. Я уже был в постели, когда услышал крики. Пока оделся… Но меня удивляет, почему злодей проложил столь отчетливый след к своей жертве. Мы бы не смогли найти его так быстро, если бы не разбросанная одежда.

Вдова возразила:

— Следы-то вели в противоположном направлении, туда, к Святой Урсуле.

Остальные соседи закивали головами.

— Этот дом принадлежит магистру факультета, — произнес один из них.

Мастер повернулся и дернул за шнур у двери. Но никто не открыл.

— Мы должны сообщить старшему пастору, он, в конце концов, является канцлером факультета, — сказала вдова Нотзидель, после чего все дружно направились к собору.

В доме возле церкви лежал в своей постели громко храпящий старший пастор. Они принялись звонить изо всех сил и в конце концов разбудили его.

А потом вместе с ним вернулись к трупу, посвятили вновь прибывшего во все подробности и направили факелы на лицо мертвеца. При виде покойника канцлер вздрогнул.

— Боже всемилостивый, вы правы, это магистр артистического факультета, — пробормотал он, бледнея прямо на глазах.

Тогда они показали свои находки и все время повторяли, крича и перебивая друг друга, что вещи лежали по отдельности, как будто кто-то хотел пометить дорогу к трупу. Два башмака, два оторванных рукава, берет и приведенный в негодность плащ. И книга. Канцлер взял ее в руки и попросил мастера поднести факел поближе. Свет упал на переплет из свиной кожи. Но канцлер ничего не сказал, только прижал книгу к своему плащу. Стоящие вокруг добрые люди без его пояснений разобраться ни в чем не могли, потому что это были Аристотелевы «Interpretationes» с комментариями Боэция. Видимо, книга принадлежала покойнику.

— Я пришлю людей за умершим, — пробормотал наконец канцлер, и кёльнцы отправились обратно в свои постели. А канцлер вызвал помощников судьи, чтобы те отнесли труп в городской морг, и только потом направился домой.

На следующее утро он собрал всех магистров факультета и сообщил им о событиях предыдущей ночи. О том, что один из их числа в данный момент лежит в морге, ожидая погребения.

Они сидели вокруг стола, двадцать один магистр artes liberates, все они отменили свои лекции, потому что их коллега прошлой ночью был убит самым ужасным образом. Понять, кто именно убит, не составляло труда, потому что, стоило им оглядеться, сразу же стало ясно, что отсутствует только один: Фредерико Касалл.

— Сегодня утром вдова Касалла была у судьи и сообщила, что ее муж не пришел домой ночевать, — сообщил Конрад Штайнер. — Видимо, ее не поставили в известность.

Канцлер кивнул:

— Так и было. Но потом ей все рассказали помощники судьи. Я хотел немного подождать с печальной вестью. Честно говоря, я не представлял, как с ней разговаривать, ведь, в конце концов, все случилось глубокой ночью…

— А теперь она все знает из других источников, — пробормотал Штайнер и опустил глаза.

Перед канцлером лежала книга.

— Кроме одежды на дороге было найдено еще и вот это. «Interpretationes» Аристотеля принадлежали Касаллу. Но, что странно, внутри была записка.

Он раскрыл книгу, вытащил пергамент, к счастью не успевший ночью намокнуть, и тихим голосом прочитал на латыни:

Все единое вы делите, а то, что не едино, не узнаёте. Разгадайте загадку и тогда приблизитесь к тому, что приблизило Касалла к адскому пламени.

— Кто-то — по-видимому, убийца — вложил этот лист в книгу. Ночью я размышлял над этими странными словами, но так и не нашел в них никакого смысла. Похоже, убийца хотел, чтобы мы как можно скорее обнаружили его жертву, поскольку следы, хотя и указывавшие в противоположном направлении, он все-таки разместил так, чтобы люди наткнулись на мертвеца. Во всем этом есть система. Один медикус, которого я сегодня утром вызвал в морг, утверждает, что Касалла убили тяжелым предметом, но тем не менее орудия преступления мы так и не нашли. А ткач видел тень убегающего человека.

Магистры беспомощно смотрели друг на друга. Что кроется за этой удивительной историей с разбросанными предметами одежды и философской загадкой?

— Шельма, — морща лоб, высказался Теофил Иорданус, магистр, приехавший в Кёльн из Парижа два года назад. — Шут, возомнивший, что может ниспослать на нас испытание. У него очень странный способ заявлять о себе.

— Шут? Я бы скорее предположил, что речь идет о хладнокровной бестии. Да, он хочет продемонстрировать нам свое превосходство. И это человек образованный, потому что владеет латынью. Собственно говоря, это должно облегчить нашу задачу и помочь разоблачить убийцу. Под подозрение попадают только те, кто умеет писать на этом языке. То есть мы с вами, господа.