Андрей Зарин - Казнь

Она закрыла лицо руками и тяжело дышала. Потом отняла руки. Лицо ее стало спокойно, она встала. Встал и Весенин.

– Хорошо, – сказала она, – пусть он придет сюда. В двенадцать часов, Лиза спать будет.

Она наклонила голову и повернулась.

– Сюда, в сад? – спросил вслед Весенин. Она кивнула головою.

– Вы это откуда? – крикнула с балкона Вера, увидев Весенина, идущего по аллее.

– Из конторы. Ну готовьтесь. Я домой и за вами. Самое большее три четверти часа.

– Не опоздайте! – погрозила Вера, и Весенину опять стало весело.

Он гнал свою лошадь в карьер и через двадцать минут уже соскочил с седла у ворот своего домика. Долинин выбежал ему навстречу.

– Ну, что? Она согласна? Позволила?

Весенин кивнул ему головою. Долинин в порыве восторга обнял его.

– Как благодарить мне вас? Что она говорила с вами?

Весенин не хотел смущать его радости.

– Со мной ничего; говорить с вами будет, – ответил он шутливо, – а теперь вот что: вы верхом ездите?

Долинин кивнул.

– Ну, и отлично! Елизар даст вам лошадь и укажет дорогу. Это раз; два – вы отсюда выедете ровно через час, тогда в усадьбе никого не будет. Вера Сергеевна уедет со мною, Елизавета Борисовна уйдет купаться, вы будете одни.

Долинин благодарно пожал руку.

– Затем, – продолжал Весенин, – приехав в усадьбу, вы прямо идите в сад и ищите там Анну Ивановну. Ну, все! – окончил он. – Елизар, давай двуколку!

Елизар вывел красивого Мальчика, запряженного в легкую двуколку. Весенин взял вожжи.

– Ну, желаю вам успеха, – сказал он, пожимая руку Долинину, – и до свидания за обедом!

Он вскочил в двуколку.

– Смотрите, через час, – крикнул он Долинину и выехал на дорогу.

………………………………..

Это был день свиданий. Долинин вошел в сад и нервным шагом шел по тенистой аллее с замирающим сердцем, ожидая каждую минуту увидеть ее. Что он будет говорить с нею, он не знал, но сердце его, истосковавшееся по ней, жаждало вылиться в мольбах, в упреках, в страстном порыве ласки или гнева. Аллея становилась все гуще и уже. Столетние ивы склоняли над нею свои корявые, золотые ветви, которые, сплетаясь, образовывали душистый свод; впереди Долинин увидел серый деревянный павильон с прогнившею крышей, с разбитыми стеклами в черных рамах. «Здесь», – подумал он и остановился в волнении. В тот же миг на пороге павильона он увидел Анну Ивановну и радостно бросился к ней…

А в этот же час по лужайке, среди густой заросли леса, недалеко от дороги и от купальни, медленно ходила Елизавета Борисовна рядом с незнакомцем, оказавшимся почтенным Косяковым.

В изящном летнем платье французского ситца, в соломенной шляпе с большими пригнутыми к лицу полями, с полотенцем и сумкою в руках, Елизавета Борисовна представляла странный контраст с Косяковым, в его белой фуражке, потрепанных брюках со вздутыми коленками и рыжих сапогах. Только сообщничество могло позволить этому господину так развязно идти подле прекрасной Елизаветы Борисовны и так фамильярно говорить с нею.

– Если бы я был один, – говорил, прижимая руку к сердцу, Косяков, – за один взгляд ваш я согласился бы…

Но гневный, презрительный жест сразу прервал его излияния, и он поспешил закончить:

– Но я только доверенное лицо и не смею…

– Поймите же, глупый вы человек, – с раздражением и отчаянием ответила Елизавета Борисовна, – что мне неоткуда достать семь тысяч. Мне и эти деньги доставать было трудно! У меня нет своих, все мужа…

– Но если муж стар и влюблен…

– Молчите! – резко крикнула она и тяжело перевела дух: «Господи, сколько унижения!» – Вот что, – сказала она, сдерживаясь, – скажите вашим: я не могу так! Я заплачу все деньги, но не сразу. Вы должны все засчитывать, и в год… меньше, я отдам их. А теперь вот! – она достала кошелек, высыпала из него все деньги и протянула их Косякову.

Тот внимательно пересчитал их и сделал презрительную гримасу:

– Сорок пять рублей! Это насмешка! – сказал он, пряча деньги в карман.

– У меня нет больше. Я дам вам еще вот это. Он стоит двести рублей, за него всегда дадут сто. Возьмите его! – она сняла с руки браслет и протянула его.

Косяков жадно схватил драгоценное украшение и стал его рассматривать.

Елизавета Борисовна с отвращением взглянула на него и горячо сказала:

– Я не спорю, мне огласка тяжела, но проиграете вы, вы одни. Ах, да вы и сами это знаете!

– Сладка месть, madame! – ответил Косяков и, кладя браслет в карман, сказал: – Хорошо, я уговорю компанию, и она согласится отстрочить. Я уговорю (он прикоснулся к своей груди), и она согласится на ваши условия. Мы все сосчитаем, но, – и он поднял корявый палец, – больше уже не допустим просрочки! Ни одного дня!