Наталья Александрова - Батумский связной

Так или иначе, она будет действовать быстро. Бриллианты у Вольского, так что у татар не может возникнуть к ней никаких претензий, все остальное её не касается, Вольский пусть выпутывается как сможет.

Баронесса позвала служанку, умылась, выпила утренний кофе, стараясь не выглядеть озабоченной. Затем она оделась для утренней прогулки в белое, прихватила зонтик и крошечный ридикюль и вышла на улицу, где было уже довольно жарко. Филер, не скрываясь, двинулся за ней.

Красавица с фиалковыми глазами, улыбаясь знакомым, прогуливалась по Итальянской. Глядя в витрины магазинов, она выяснила, что филер, Преследующий её, работает в одиночку. Это вызвало у неё прилив бодрости. Она зашла в кондитерскую “Бликнер и Робинзон”, поболтала там с хозяином и попробовала новый сорт шоколадных конфет Там она встретила знакомого по салону и долго говорила с ним о пустяках, делая серьезное, озабоченное лицо, а сама посмеивалась, думая, какие его ожидают неприятности завтра в полиции.

После этого баронесса посетила шляпный салон, магазин тканей, парфюмерную лавку и, наконец, зашла в мастерскую мадам Коко “Изящные корсеты, удобные бандажи и бюстодержатели”.

Филер, когда она заходила в магазины, оставался на улице. Баронесса не знала, что кроме филера, за ней следит ещё один человек, и делает это не напоказ. Но в мастерскую корсетов даже очень большому мастеру слежки вход был закрыт, если он не женщина.

В помещении мастерской баронесса Штраум кивнула девушке за прилавком и прошла за перегородку, откуда слышался стук швейных машин. Поманив рукой одну мастерицу, баронесса удалилась в кабинку для примерки.

Через пять минут в маленьком дворике открылась дверка, из нее, крадучись и испуганно оглядываясь, вышла женщина в белом летнем платье. Надвинув на лицо шляпу, женщина почти побежала из двора в соседний переулок. Филер по-прежнему стоял у дверей магазина Неизвестный же из контрразведки усмехнулся и устремился за женщиной в белом. Во дворе стало тихо. Через некоторое время опять тихонько раскрылась маленькая дверца, из неё вышла старуха-татарка, закутанная в поношенное покрывало, и отправилась прочь, сгорбившись и глядя себе под ноги.

Преследователь почти догнал баронессу, и тут вблизи ему показалось что-то чужое в её осанке и походке. Предчувствуя неладное, он, не скрываясь, обогнал её и заглянул в лицо — так и есть, это была вовсе не баронесса Штраум. Он схватил самозванку за руку, та завизжала. Полчаса ушло на то, чтобы притащить её в мастерскую, утихомирить визжащих девушек-швей и объясниться с хозяйкой, мадам Коко. Баронессы к тому времени, естественно, и след простыл.

Борис сложил гостиничное одеяло валиком и устроил его на кровати таким образом, что со стороны в плохо освещенном номере казалось — в постели спит человек.

Сам Борис устроился в кресле. Он положил на колени револьвер, а сигнальный шнур взял в руки.

Гостиница “Париж” постепенно затихла. Время в темноте тянулось удивительно медленно, и когда слабый отблеск лунного света упал через окно на настенные часы, Борис увидел, что всего лишь полночь. Он дернул сигнальный шнур один раз, что означало проверку. В ответ шнур дернулся точно так же — люди Горецкого в соседней комнате бодрствовали, в любую минуту готовые прийти на помощь. Это успокаивало.

Борис устроился в кресле поудобнее. В углу комнату вдруг поднялась половица, и из-под неё полезли один за другим смуглые усатые турки с огромными кривыми ятаганами. Борис в ужасе вскочил — и проснулся. Он протер глаза, чтобы отогнать сон, и осторожно сел в кресло. Всмотрелся в настенные часы — они показывали полпервого. В комнате было так же тихо и пусто, как прежде. Борис снова дернул шнурок и получил ответ с небольшим запозданием, видимо, агенты в соседнем номере тоже слегка задремывали от нечего делать.

Тогда он сел как можно неудобнее, чтобы снова не сморил сон.

За окном прошла, горланя песни, подвыпившая компания юнкеров, затем снова все стихло. Время тянулось мучительно медленно. Казалось, уже близится рассвет, но всмотревшись в часы, Борис увидел, что ещё только двадцать минут второго. По улице с неимоверным скрипом колес проехала татарская арба, хозяин гортанным окриком подгонял своих сонных волов. Снова наступила тишина — вязкая, тягучая, утомительная.