Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

В Москву, в боевую группу, полетела шифрованная телеграмма: «Незамедлительно ликвидировать полковника охранки Соколова».

Хотя Ленин пытался замять дело, но Джунковский воспротивился этому. С его подачи в печати появились скандальные статьи, в которых в очередной раз полоскались большевики и член их ЦК Малиновский.

Ленину деться было некуда. Ему пришлось выставить Малиновского из Думы. По решению партии он уехал за границу — «для поправления пошатнувшегося здоровья».

Грянула мировая война, Малиновский оказался в Германии. Все еще влюбленный в славного сподвижника, Ленин писал ему письма, всячески поддерживал.

И все-таки в 1918 году эта история пришла к логическому и кровавому концу. Из Германии на крыльях надежды прилетел в большевистскую Россию Малиновский. Российский пирог вовсю делили, хотелось и себе кусочек пожирней урвать! Сам Ильич зазывные письма писал, речи льстивые говорил.

Но тут вновь сотоварищи по партии на возвращенца набросились. Ильич, который уже дорвался до власти, вдруг решил: «Пора прозревать!» В одночасье он вдруг постиг истину: «Предатель!»

Как утверждает историк, вождь на сей раз изволил рассердиться:

— Экий негодяй! Надул-таки нас. Предатель! Расстрелять мало!

И вот пришел логический конец этой богатой на приключения преступной жизни.

В ноябре 1918 года в Кремле собрался Верховный революционный трибунал. Обвинителем был всероссийский палач Николай Крыленко. Приговор обычный: высшая мера!

Большевики поставили бывшего члена ЦК и любимого сподвижника к стенке: пиф-паф!

Эту смерть в России, захлебнувшейся кровью, никто и не заметил.

Читатель удивится вместе с нами: «Большевистский вождь, говорят, был прозорливец — сквозь века все насквозь зрел, а тут обмарался до седьмой пуговицы — не заметил. Ведь такое под самым носом творилось! Как же так?»

И впрямь удивительно! Может, какие-то глубинные, тайные причины были у такого приступа куриной слепоты? Может, не желал замечать? Эх, чужая душа, особенно великого пролетарского вождя, кромешные потемки.

Ну а самого Крыленко расстреляют его же партийные подельники в 1938 году. Во времена чудаковатого Никиты Хрущева этого преступника… реабилитируют. Бедная Россия, которую и впрямь умом понять нет возможности.

Тем временем боевая группа взялась за приведение смертного приговора графу Соколову, вынесенному великим вождем всех челкашей.

Дни бежали. Стремительно приближался новый, роковой для России год — 1914-й.

Каждый раз, появляясь в кабинете Мартынова, Соколов первым делом спрашивал:

— Ну где Юлия Хайрулина? Эта убийца долго будет гулять на свободе?

Мартынову ответить было нечего, и ему не нравился командирский тон подчиненного. Пытаясь скрыть досаду, отвечал:

— Нет, полковник, не обнаружили пока. Хотя сделали немало для этого. Ведем постоянное наблюдение за квартирой ее отца в Петербурге, четыре дня вновь морозил лучших филеров — утюжили Немецкую и прилегающую улицы. Увы, ничего! — Выскочил из-за стола, подошел к окну, написал на морозном стекле свои вензеля и закончил: — Уверен, и она, и Эдвин сбежали куда-нибудь в Европу. Предаются любовным развлечениям на Монмартре в Париже или на Александерплац в Берлине.

— А я уверен в противоположном, — жестко ответил сыщик.

— Откуда такое решительное мнение? — В голосе Мартынова звучала легкая ирония.

— Не могут террористы сейчас бежать, дело на носу важное — устроить взрыв в Зимнем. Вот если упустим их, они уничтожат Государя и кучу важных сановников. Вот тогда, с приятным ощущением выполненного долга, уедут на отдых в Европу. Но не раньше!

Мартынов спросил:

— Чай будете пить, Аполлинарий Николаевич?

— Буду, но только самый крепкий. И пусть эклеры принесут, пошли кого-нибудь к Филиппову.

Мартынов распорядился относительно пирожных, а Соколов, до этого широкими шагами меривший кабинет, упал в кресло, и оно под богатырским телом заходило ходуном, едва не развалилось.

Соколов, четко выговаривая каждое слово, произнес:

— Ты, Александр Павлович, пойми: мы не можем допустить и малейшего риска для жизни Государя, история нам не простит. И необходимо выловить тех, кто сжег прокурора Александрова. Для нас это дело чести. Иначе хоть пулю в лоб…

— Ну насчет пули это перебор. Кстати, пока вы с Лениным водку пили, на Ваганьковском кладбище похоронили урну с прахом прокурора. Пол-Москвы собралось. Люди всех сословий искренне переживают случившееся. Вдова даже не плакала, вся почернела и высохла от горя.