Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

— Разумеется. По какому адресу отправлять?

— Память хорошая? Запоминайте: Краков, Старая площадь, дом номер четыре, аптекарю Фельдману.

— А будет ли мне установлено месячное жалованье?

Ленин засмеялся:

— Справедливое желание! Как говорит Шаляпин, бесплатно только птички поют. Ха-ха-ха! Не спроси, батенька, вы меня об этом, в мою душу мог бы закрасться червь сомнения относительно чистоты ваших замыслов. И жалование, и разовые гонорары вам будет передавать тот же Малиновский.

— Способ передачи? — допытывался сыщик.

— Пусть вас, батенька, это не беспокоит. Награда героя всегда найдет, — и таинственно добавил: — Скоро у партии будет много денег.

Ленин очень любил конспирацию, он играл в нее и жил в ней. Да и то, было чего скрывать от публики!

Соколов с тревогой в голосе произнес:

— Владимир Ильич, но ваши людишки за мной устроили настоящую охоту. Обещают живьем сжечь. Это как-то неприятно.

Ленин засмеялся:

— Теперь это вам не грозит — живите хоть сто лет. А вот вашему другу Гарнич-Гарницкому передайте, чтобы не был строптивым. Душевно этак подтолкните его к исполнению своего гражданского долга. Пусть не артачится, иначе… — Ильич сделал красноречивый жест, будто спичку зажег под костром, на котором будет изжарен строптивец. Внушительно помахал пальцем. — И ни-ко-му ни слова о нашем разговоре. Обещаете? Иначе — беда!

Соколов изобразил жест, который можно было толковать по-разному. Ленин расшифровал его: о чем речь? Само собой разумеется!

Соколов, в свою очередь, озабоченно произнес:

— Владимир Ильич, очень рассчитываю на вашу молчаливость: ни одного слова про мое сотрудничество, ни одному человеку. Даже Надежде Константиновне…

Ленин рассмеялся:

— Вот ей-то ни гугу в первую очередь! Женщине проще десять лет просидеть в камере, чем помолчать пять минут. А вы, батенька, агент мой архиважный, архисекретный. Так-то!

В остром морозном воздухе сладко пахло дымами, из окон ближайшего трактира несло запахом готовящейся еды, по мостовой цокали лошадиные копыта, далеко раскатывался заливистый смех очаровательных гимназисток, возвращавшихся стайкой домой и полных юной прелести.

— Всяческих успехов, товарищ Орел! Когда бой на ринге?

— Завтра в восемь вечера в «Атлетик-клубе».

— Победы нокаутом!

Соколов пешком отправился в гостиницу.

Вечер приготовил свежезавербованному гению сыска еще один сюрприз, на этот раз с налетом любовной и шпионской романтики.

После тренировки и ужина, в тихий вечерний час Соколов, облачившись в халат, лежал в своем «люксе» на диване и читал что-то из философских книг Толстого.

Вдруг в дверь кто-то постучал.

На пороге стояла… Инесса Арманд.

Серебристо-серый шиншилловый мех шубы весьма был ей к лицу, и она казалась много моложе своих сорока лет. И вообще, как известно из многовековых наблюдений, любовь какую угодно дурнушку волшебным образом преображает в красавицу. А то, что подруга вождя влюбилась в очередной раз, выдавал ее сияющий взор, устремленный на атлета-красавца.

Но не только любовь к чувственным наслаждениям, которых так в последнее время не хватало даме, привела ее в «Гранд-отель». Было и еще одно дело, весьма серьезное.

— Позволите даме войти?

— Милости прошу, — поднялся с дивана Соколов. — Простите мой домашний вид. Я сейчас же переоденусь.

— Не стоит беспокойства! Мне даже приятней наблюдать вас, граф, в такой… э-э… непринужденной одежде.

— Пожалуйста, раздевайтесь!

Арманд игриво рассмеялась:

— Не быстро ли, граф, — раздеться?

Соколов оценил остроумие, улыбнулся, тут же поправился:

— Снимайте свое роскошное манто! Оно так к лицу вам, Инесса Федоровна.

— Признайтесь, граф, что никак не рассчитывали меня видеть? — с наигранной бравадой произнесла Арманд. — Ильич ушел куда-то с товарищами, приехавшими от Алексея Максимовича, а мне стало так скучно…

Соколов посмотрел прямо в лицо Арманд, и та отвела глаза. Сыщик подумал: «Эх, прекрасна женская природа своими слабостями…» Вслух сказал:

— Но как, сударыня, вы меня нашли?

— Так вы сами сказали, что остановились в «Гранд-отеле», — обвораживающе улыбнулась гостья. Улыбка делала ее лицо миловидней. — Закурить позволите? — Она откинулась на спинку кресла, забросила нога за ногу и достала папиросы с длинным узким мундштуком.

Соколов вздохнул:

— Если можно — только не это! Совершенно не переношу табачного дыма.