Георгий Метельский - Тайфун над пограничной заставой

Иван болезненно улыбнулся и посмотрел на отца такими грустными глазами, что у старшины зашлось сердце и остановилось дыхание.

— Да, давай простимся сейчас, сынок.

Обычно, расставаясь надолго, они по-мужски хлопали друг друга по спинам, шутили, балагурили, без объятий и поцелуев, оставляя все эти нежности матери.

Это прощание получилось не таким.

Сначала они молча долго стояли, смотря один дру- тому в глаза, а потом, словно в отчаянии, обнялись. Сын прижался головой к плечу отца, сжав на его спине свои руки, и отец почувствовал, как судорожно вздрагивали они.

— Ну, ну, хватит, — пробормотал старшина, тоже едва удерживаясь, чтобы не показать свою слабость.

Он медленно оттолкнул от себя сына.

— Иди купайся, Ванюша...

Старшина неторопливо отстегнул ремень вместе с кобурой, положил на землю и стал стягивать гимнастерку.

— Я пошел, папаня... Пока! — крикнул Иван.

Он разогнался чуть быстрее обычного и нырнул в воду.

Старшина вынул из кобуры пистолет, взвел курок и стал смотреть на середину реки. Как он и предполагал, Иван вынырнул далеко, совсем близко от линии границы.

— Прости меня, папаня... — вдруг услышал старшина голос сына и вздрогнул от неожиданности, от безмерной любви к нему.

В этот момент надо было стрелять. Об этом старшина думал всю прошлую бессонную ночь, готовился, ждал и до смерти боялся этого мига, во время которого промелькнула перед ним вся жизнь Ивана — от той минуты, когда его вынесла из роддома покойная жена и до последнего страшного расставания только что.

Но выстрелить в сына у старшины не хватило сил и он вместо того, чтобы пустить пулю в подплывающего к границе Ивана, приставил дуло пистолета к своему виску и спустил курок.

С Валерием Костюковским начальник заставы впервые столкнулся несколько месяцев назад в отряде, где капитан вместе с другими офицерами занимался подготовкой новобранцев к несению пограничной службы. Среди солдат выделялся один — высокий, худой, с угрюмыми, чуть навыкате глазами, всегда глядевшими на него вызывающе и дерзко. Ходил этот солдат вразвалочку, с ленцой, распоряжения выполнял неохотно, будто оказывал одолжение. Это и был Валерий Костюковский, самый недисциплинированный, самый трудный изо всех солдат, которые были в роте. «Неподдающийся» — коротко и не очень лестно охарактеризовал его кто-то из офицеров.

Однажды Костюковский особенно старался довести капитана Березова до бешенства, но начальник заставы все же сумел взять себя в руки.

— Времени тут мало с тобой возиться, — сказал он. — А то бы сделал из тебя человека. Придется, пожалуй, тебя к себе на заставу забрать.

Костюковский волком посмотрел на него.

— Что ж, берите, капитан, только не пожалейте потом.

— Я вас накажу за то, как вы разговариваете со мной, — переходя на официальный тон сказал капитан.

Однако, сдержался и не наказал. Сейчас капитан Березов уже не помнил, что именно удержало его — то ли внезапно проснувшаяся жалость к этому «неподдающемуся», то ли нежелание связываться с ним, а может быть, просто неохота позорить перед начальством вверенную ему роту.

А Костюковский при первой же возможности явился к начальнику штаба просить, чтобы его направили на любую заставу, только бы не к капитану Березову. Начальник штаба отряда Кострюковскому в просьбе отказал.

На заставе Костюковский вел себя не лучше. Паясничал, старался выделиться среди других солдат, особенно новичков, но не отличной дисциплиной, не отличным несением службы, а развязностью, полнейшим равнодушием к тому, что происходило, чем жила пограничная застава. На политзанятиях демонстративно читал книжки, ходил небритый, опаздывал в строй и после отбоя включил радиоприемник в ленинской комнате.

— Ну что мне с тобой делать, Костюковский? — капитан вызвал его к себе в канцелярию после того, как заместитель начальника заставы по политчасти лейтенант Седых застал Костюковского спящим на вышке. — По-хорошему с тобой беседовал — не помогает. Взыскания накладывал — результат тот же.

— Не нравлюсь — отошлите на другую заставу. Я вам не навязывался. Сами взяли, — ответил Костюковский, ухмыляясь.

— Нет уж, извини. Обещал сделать из тебя человека, значит сделаю!

— Зря будете стараться, капитан.

Через несколько дней дозор, проверяя контрольно-следовую полосу, заметил какие-то подозрительные следы на ней, и заставу подняли в ружье.