— Тут вашему Ивану телефонограмма была, товарищ старшина, — дежурный по заставе дважды повторил эту фразу, прежде чем ее услышал Дащенков.
— Телефонограмма, говоришь? — он встрепенулся. — Отнесли?
— Так точно. Коновалов лично вручил.
Сына он застал за укладкой чемодана.
— Получил телефонограмму, отец, — сказал Иван. Он тяжело вздохнул и протянул листок бумаги, на котором рукой дежурного было написано: «Визой Японию улажено. Немедленно выезжайте в Москву».
— «Хитрый прибор», как ты его называешь, оставляю, буду спать без него.
Старшина бросил взгляд на тумбочку и увидел этот «хитрый прибор».
На мгновение его охватила радость: значит, тот прибор, о котором говорил майор, не улика! Но вглядевшись, старшина понял, что перед ним другой прибор, точно такой же, как подаренный Иваном, но другой: на этом не было царапины.
«Ну, вот и все...» — подумал старшина.
Иван снимал с плечиков свои заграничные рубашки, но не складывал их, как учила мать, а беспорядочно бросал в чемодан. Туда же полетели галстуки, носки...
— Ты когда едешь? — спросил старшина. Он не сомневался в ответе, но все же задал вопрос.
— Завтра утром. Выкупаемся и поеду. Ты машину достанешь?
— Нет, не смогу. Да и зачем она тебе?
— И в самом деле, зачем? — Иван невесело усмехнулся. — Можно обойтись и без машины.
Они надолго замолчали. Отец сидел, ссутулясь и не сводя глаз с сына. Иван был бледен, на его красивое, такое похожее на материнское лицо иногда набегала болезненная гримаса, он на секунду закрывал глаза, а открыв их, взглядывал на отца и тотчас снова отводил взгляд.
— Очень плохо себя чувствую, отец... — Иван вздохнул.
— Вижу, что плохо... Может, отложишь отъезд?
Старшина подошел к сыну и положил ему на плечи руки.
— Скажи мне, Иван, совесть твоя чиста? Передо мной, перед Родиной, перед памятью твоей матери? — старшина не говорил, а выдавливал из себя слова. Он все еще надеялся на чудо.
Иван долго не отвечал. Он сидел, низко опустив голову на грудь и чувствуя на плечах теплые и сильные руки отца.
— Ну что ты такое выдумал, папаня, — наконец сказал он сдавленным голосом, так и не ответив на вопрос отца.
— Ну что ж, Иван...
— Папаня, можно я возьму с собой медальон? — он показал на фотографию молодых отца и матери, сделанную на маленьком фарфоровом диске.
— Возьми... — старшина не мог отказать сыну в просьбе, хотя и понимал, что навсегда теряет семейную реликвию.
— Спасибо, отец, — Иван снял со стены медальон, расстегнул цепочку и надел себе на шею. — Давай на боковую. А то тебя опять, чего доброго, поднимут по тревоге.
Старшина разделся и лег, но не заснул сразу, как это бывало всегда. Поворочавшись с боку на бок, он на ощупь взял с тумбочки книгу и лежа полистал ее, пока не нашел нужное место.
«Так продать? продать веру? продать своих? Стой же, слезай с коня!»
Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед Тарасом.
«Стой и не шевелись!»
— Ты все своего «Бульбу» читаешь? — спросил сын.
Старшина не ответил, но положил на место книжку и выключил настольную лампу. Теперь комната освещалась только горевшим во дворе фонарем.
Сон пo-прежнему бежал от него. Старшина Незаметно приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на сына. Иван сидел на своей койке, упершись локтями в колени и положив голову на сцепленные пальцы рук. Потом встал, тихонько подошел к кровати отца и долго-долго смотрел на него...
Ночь прошла спокойно, хотя ни отец, ни сын не сомкнули глаз и лишь притворялись спящими. Старшина поднялся, как всегда, в половине шестого. Вскочил и сын.
— Зарядимся? — спросил Иван нарочито бодро.
— Само собой...
Все было, как обычно, с той лишь разницей, что старшина, закончив упражнения, не остался в тренинге, а надел форму, подпоясался и пристегнул к ремню кобуру.
— Капитан приказал наряд один утром проверить, — пояснил он. — Ну что, бегом марш!
— А ты не устанешь в своей амуниции? — спросил Иван.
— За нарушителем тоже не в одних трусиках бегают.
Подойдя к забору, старшина достал из кармана телефонную трубку и доложился дежурному.
— Тебе далеко идти к тому наряду? — спросил Иван.
— Далеко. На правый стык.
— Выходит, что ты меня и проводить не успеешь.
— Это точно, что не успею. Поезд ведь в восемь десять.
— В восемь десять, отец.
Они подошли к реке.
— Я по-быстрому окунусь сейчас и пойду. А ты не торопись. Вернешься с нарядом.
— Хорошо, папаня... Тогда простимся сейчас, что ли?
Читать дальше