Александр Сапсай - Семейная реликвия. Месть нерукотворная

В парилке Людмила вела себя тихо, как мышь. Садилась в накидке обычно на вторую полку, смотрела только перед собой, изредка поправляя при этом, по всей вероятности, незадолго до посещения бани специально уложенную высокую прическу густых черных волос, и вытирала сочившиеся по ее довольно приятному лицу крупные капли пота углом той же самой простыни-накидки. Создавалось впечатление, что ходила в баню она исключительно, чтобы угодить тетке. Это особенно было заметно, когда она время от времени, сидя на своей полке и наблюдая, как парилась та, демонстрируя свои телеса собравшимся, заглядывала ей в лицо большими, преданными, как у собаки, глазами. Потом также тихо уходила вслед за ней в прохладный предбанник. В купель она не бросалась, а также тихо, без слов, садилась на скамью в своей изрядно намокшей в парилке простыне, ожидая прихода истово — со вскриками, стонами, охами — плескавшейся в ледяной воде купальщицы.

Мужики, откровенно резвившиеся с вениками и поддававшие ковшик за ковшиком для еще более сильного жара, вновь видели ее, только выбегая в предбанник. Людмила сидела там рядом с тещей Геннадия за столом и пила противное ей пиво «Золотая бочка», закусывая его при этом солеными кусочками предварительно очищенного от чешуи здоровенного леща или изъятой из его чрева до черноты засохшей икрой.

Рядом с будто вырубленной скульптором из гранита распаренной физиономией тещи и ее порозовевшими от банной жары, свисавшими ниже крышки стола увесистыми грудями, она смотрелась довольно приятно. А в своей белой простыне-пончо с раскрытым впереди треугольником выглядела интересной, милой, скромной и даже почти миниатюрной куколкой Мальвиной, верный Пьеро которой, не в пример жене, бросался на пиво с нескрываемой жадностью.

После того как банные мадонны покидали мужскую компанию, тесть мигом доставал из укромного местечка припрятанную заранее поллитровку «Гжелки». Непременно доливая как минимум стаканчик в перелитое из бутылки в кружку пиво, он всегда при этом повторял одну и ту же любимую фразу: «Пиво без водки — деньги на ветер». Махнув так кружечку-другую, он вместе со всей компанией банщиков продолжал парную процедуру с еще большим размахом и азартом. Так продолжалось обычно около трех часов, иногда — больше. За это время теща успевала не только помыться в душе вместе с Людмилой, наставляя ее при этом на правильный путь, но и привести себя в порядок, переодеться к вечеру, налепить целую гору сибирских пельменей, сделать бесчисленные, украшавшие стол салаты и приготовить многое другое. В том числе разложить в небольшие хрустальные розетки кусочки масла непременно с красной икрой и заранее расставить на столе заиндевевшие в холодильнике бутылки любимой тестем «Гжелки».

И к тому моменту, когда парильщики завершали свою банную эпопею непременной уборкой и мойкой самой парилки, все было давно готово для естественного и плавного перехода ко второй, завершающей части обычно субботнего вечера отдыха, который в зависимости от настроения мог длиться сколь угодно долго.

Иногда теща ходила попариться в баньку со своими двумя дочерьми-акулами Алкой и Любкой. Мужская парная компания в таком случае напрочь исключалась. Обе считали себя светскими дамами и такие «советско-колхозные» формы общения не могли себе даже представить, не говоря о том, чтобы участвовать в них. Невысокие, низкозадые, как отец, и широкоскулые, как мать, они считали себя писаными красавицами. Но дотянуть до того, чтобы хоть отдаленно приблизиться к такому определению, им обеим, и они это прекрасно понимали, мешала наследственное!

Именно поэтому часто злились они, особенно старшая, на своего в общем-то делового и разумного папашу, называя его то злобным карликом, то головастиком. Однако все это не мешало им использовать папашины связи и тратить его деньги.

А от мамаши — вместе с широкой костью, монголоидными скулами и неприятным ртом с узкими губами, короткими и полными ногами — сестры с лихвой взяли врожденную наглость, граничащую с хамством, и непомерную требовательность ко всем окружающим, которые якобы постоянно должны им только за то, что они явились на белый свет. Сами себе обе сестры нравились невероятно, однако физические недостатки, несмотря на все физкультурно-парикмахерские и врачебные ухищрения, к которым они постоянно прибегали, тратя на это кучу денег своих родителей, мужей и любовников, скрыть им, по большому счету, не очень-то удавалось. При этом природные изъяны сестрички довольно удачно компенсировали, постоянно посещая супермодные парикмахерские и фитнесы, покупая сверхдорогую одежду, обувь, украшения и парфюм в парижских бутиках и дорогих элитных магазинах. А заодно и участием в элитных рублевских тусовках, где все это ценилось много выше любых природных человеческих качеств и даже физических данных.