Мэтью Перл - Тень Эдгара По

— В данный момент нас интересует, — начал Барон, — не было ли вызвано состояние мистера По неким возбудителем — например, опиумом?

— Не знаю. Видите ли, сэр, хотя состояние мистера По внушало глубокое сочувствие и наводило на разные мысли, я не припоминаю никаких специфических запахов, от него исходивших, — в частности, запаха алкоголя.

Я то напряженно вслушивался в произносимое в лектории, то предпринимал тщетные попытки унять сердце, в котором еще не прошел страх от опасной близости обнаружения. И вот разговор, а точнее, допрос закончился, к вящему удовлетворению Барона, и до меня донеслись удаляющиеся шаги. Я подтянулся на веревке, миновал труп несчастной молодой женщины и обрушил собственное едва живое тело в лекторий, предварительно убедившись, что он уже пуст. Растянувшись на полу, я отчаянно кашлял. Из моих легких с неохотой выходил отравленный мертвечиной воздух. Я дышал жадно, неистово, благодарно.

Я и не подумал сообщить Дюпону об этом происшествии. Возможно, читатель осудит меня — даром что я неоднократно указывал на упрямство Дюпона в отдельных аспектах. Сам я по натуре не философ. Дюпон — аналитик; рассуждения — его стихия. Я — наблюдатель. Пусть наблюдательность занимает самую нижнюю ступеньку лестницы мудрости — все же она требует практического склада ума. Быть может, наши с Дюпоном изыскания нуждались в легком толчке в сторону прагматичности.

Еще когда я искал упоминания о Генри Рейнольдсе, мне следовало объяснить, каким образом я получил доступ к газетам, хранившимся в моей домашней библиотеке, без того, чтобы Дюпон меня заметил. Так вот, с первых дней после нашего прибытия в Балтимор Дюпон оккупировал библиотеку и получил под надзор все содержимое своего убежища. Однако он покидал захламленную библиотеку, желая отвлечься от газет. Дюпон заглядывал в гостиные, будуары и спальни «Глен-Элизы», о существовании которых не помнил я, хозяин дома. Он мог прихватить с моей полки книгу, или карту какой-нибудь забытой Богом провинции, бывшую в пользовании у моего отца, или рекламный проспект на французском языке, привезенный из-за границы матушкой. А еще Дюпон читал произведения Эдгара По, и это занятие не укрылось от моего внимания.

Порой в сосредоточенном над книгой Дюпоне я узнавал себя, подпитываемого дивной энергией на протяжении многих лет. Но это бывало редко. Обычно Дюпон искал в стихах и рассказах По не духовные и интеллектуальные радости, а улики, указующие на те или иные свойства характера или события в жизни автора. Дюпон читал механически, как литературный критик. Критик не позволяет произведению захватить себя; критик не подносит книгу близко к лицу и не желает проникать в лабиринты писательского воображения, ибо такое путешествие чревато потерей контроля. Вот почему любитель изящной словесности, обнаружив в каком-нибудь толстом журнале критическую статью на прочитанный им роман или рассказ, хватается за нее, жаждет сличить точки зрения, а сличив, думает: «Нет, верно, я не эту книгу читал! Не иначе есть другой вариант, где автор поменял сюжетную линию и характеры персонажей. Обязательно найду и прочту!»

Этот холодный подход к произведениям По представлялся мне в высшей степени продуктивным. Вероятно, Дюпон таким образом проникал в тайники авторского нрава, а через них — и в суть событий, которые мы взялись расследовать.

— Ах, вот бы узнать, на каком судне По прибыл в Балтимор! — как-то раз воскликнул я.

Дюпон оживился:

— Балтиморские газеты относят название судна к числу неизвестных подробностей. Впрочем, тот факт, что название неизвестно газетчикам, еще не возводит его в категорию Неведомого. Ибо ответ, мосье Кларк, легко обнаруживается в ричмондских газетах периода последних месяцев жизни Эдгара По.

— Это когда он читал лекции о поэзии в частности и литературе в целом?

— Верно. Эдгар По пытался таким способом заработать денег на журнал «Стилус», о чем есть упоминания в письмах к вам, мосье Кларк. Действительно, мы не знаем, на каком судне По плыл из Ричмонда в Балтимор, но эти сведения и не представляют для нас ценности, и едва ли могут считаться существенными для определения цели путешествия. Цель эта ясна всякому, кто привык использовать свой мозг по прямому назначению. Если верить светской хронике, в последние два года у вдовца Эдгара По было несколько любовных увлечений. А незадолго до смерти он обручился с одной богатой дамой из Ричмонда — значит, в Балтимор он отправился не по зову сердца. Теперь учтем, что нареченная По, некая мадам Шелтон, женщина очень и очень состоятельная. Факт, известный газетчикам, а значит, и вообще всем (ибо газетчики черпают новости у толпы); так вот, учитывая, что о богатстве мадам Шелтон говорили везде и всюду, Эдгар По мог чувствовать потребность отмести подозрения, будто он женится по расчету.