Мэтью Перл - Тень Эдгара По

О нет, отвращение было направлено Бароном не на самого себя и не на свою семью. Барон проклинал К. Огюста Дюпена, и никого иного; К. Огюста Дюпена — литературный персонаж, на которого заявлял свои права. Но откуда взялась ненависть к литературному Дюпену? Обольстительное заблуждение относительно истинного прототипа Огюста Дюпена, за которое Барон уцепился еще перед нашей первой встречей в Париже, успело сделаться для него навязчивой идеей, завладеть его сознанием — и сей факт Барон признавал, и то с трудом, лишь оставшись совершенно один. Теперь была такая минута — Барон не подозревал, что я наблюдаю за ним. Самого себя он ведь не мог убеждать, запугивать или вводить в заблуждение маскарадом, как поступал с другими в жизни и в зале суда. Перед самим собой нужна была твердая уверенность, а ею-то Барон и не располагал. За отчаянием Барона стояло пошлейшее тщеславие. Отвращение в слове «Дюпен» я счел поначалу сигналом к раскаянию, к отступлению. Я ошибся.

Я вжимался в столб, подпиравший маркизу дагеротипной мастерской. Вскоре послышались стук копыт и скрип колес. Подъехал тот самый наемный экипаж, что в памятный вечер прогулки с Дюпоном дожидался Барона и Бонжур. Я мог только догадываться, какой метод — умасливание или шантаж — применил Барон к кучеру, чтобы распоряжаться экипажем по своему усмотрению. Бонжур открыла дверцу, ступила на мостовую. На козлах сидел тот же самый худощавый кучер. Позднее я узнал, как Барон добился преданности и исполнительности этого молодого раба, почти мальчика, по имени Ньюман — Барон обещал, что выкупит Ньюмана, если тот проявит себя усердным и послушным.

— Как стемнеет, он будет ждать нас на кладбище, — вполголоса по-французски сообщила Бонжур и добавила еще несколько слов, которых я не расслышал.

Я вернулся домой, достал с полки адресную книгу Балтимора. Из реплик Барона я уже знал, что Рейнольдс по профессии плотник. Согласно справочнику, плотник Генри Рейнольдс проживал на углу Фронт-стрит и Лоу-стрит — то есть недалеко от того места, где и разыгралась сцена.

Но какое отношение скромный, ничем не примечательный плотник мог иметь к Эдгару По? Есть категория лиц, которые плотников не нанимают. Это приезжие; к приезжим относился и Эдгар По. И чтобы прийти к такому выводу, совсем не обязательно быть великим аналитиком.

Этот конкретный мистер Рейнольдс отрицал знакомство с поэтом.

Я принялся анализировать комментарии Барона. Итак, Барон утверждал, что Генри Рейнольдс был с Эдгаром По в закусочной «У Райана» и видел нечто. Что столкнуло столь разных людей — плотника и поэта — в горький для последнего час? И как об этом узнал Барон? От напряжения голова моя гудела.

Постойте-ка! Рейнольдс упоминал выборы. «У нас в Балтиморе выборы всегда целое событие». А еще: «Спросите других наблюдателей». Значит, нахождение Рейнольдса в закусочной как-то связано с выборами — не зря же там устроили избирательный участок. Я стал просматривать газеты двухлетней давности. Взгляд мой приковала статья в «Сан» за третье октября 1849 года. Именно в этот день Эдгар По, по свидетельствам журналистов, был обнаружен в закусочной «У Райана» «в плачевном состоянии». Я уставился на длинный список наблюдателей на выборах, то есть лиц, которые следят за порядком и не допускают подделки бюллетеней. Точнее, я уставился на имя «Генри Рейнольдс». Вот оно что! Рейнольдс был наблюдателем на избирательном участке номер четыре! По месту своего жительства! Теперь понятно, почему Барон выследил его возле закусочной — потому, что дом плотника находится неподалеку!

У меня язык чесался рассказать о своем открытии Дюпону. Однако я знал, что нарвусь на упреки с его стороны. Дюпон наверняка повторит (с философским видом) свое первоначальное заявление не расспрашивать свидетелей. «Мы все выясним по ходу дела», — скажет он. И добавит: «Барон Дюпен успел поговорить с Рейнольдсом, заразить его своей ложью, как и прочих жителей Балтимора».

Итак, я мысленно напоминал себе, что Дюпон — величайший в мире аналитик, что информация о Рейнольдсе — это, скорее, уступка моему тщеславию, нежели вклад в расследование. А еще я гадал, кто бы мог назначить Барону и Бонжур встречу на кладбище нынче вечером, как стемнеет, и почему выбрано столь опасное и мрачное место. Встреча не шла у меня из головы; я подозревал, что разговор будет касаться Рейнольдса. И вот, едва стемнело, я сказал Дюпону, что намерен прогуляться перед сном, и вышел из дому.