Мэтью Перл - Тень Эдгара По

В тот вечер я встретился с владельцем кекса в переполненном кафе возле гостиницы «Корнель». Многочисленные лампы ослепляли своей яркостью. Мой знакомец играл в домино с приятелем, но, увидев меня, тотчас забыл о нем и подбежал ко мне.

— Мосье, вы просто молодец, — похвалил я. — Как вы ловко придумали с кексом!

Все просто — накануне я заметил этого человека в Ботаническом саду. Он был старьевщик, или, как их называют в Париже, chiffonnier, то есть по роду деятельности рылся в отбросах. Старьевщики в своем ремесле задействуют длинные острые палки, а предметы сомнительной ценности складывают в корзины.

— Мы все берем — кости, клочки бумаги, мешковины и прочих тканей, куски железа, битое стекло и фарфор, пробки от бутылок… — объяснил он.

Нет, старьевщики — отнюдь не бродяги, однако полиция на всякий случай держит их на крючке. Я спросил, сколько удается выручить за день.

— При короле Филиппе, бывало, и по тридцать су выручал! А при Республике больше пятнадцати су никак не выходит, — явно ностальгируя по монархии, сообщил старьевщик. — Люди нынче бережливые стали — ни костей, ни бумаги почти не выбрасывают! Когда роскоши нету, нам, беднякам, почитай, ничего не перепадает.

Знал бы я тогда, как отзовутся в моей памяти эти слова всего через несколько месяцев!

Поскольку старьевщики имели право заниматься своей деятельностью лишь с пяти до десяти утра и поскольку мой знакомец непрестанно искал дополнительные виды заработка, я подумал, он не откажется поучаствовать в одном действе. Я велел ему быть назавтра в Ботаническом саду и, завидев меня с моим товарищем, громко жаловаться на потерю какого-нибудь ценного предмета и молить Дюпона о помощи. Тогда, по моей мысли, Дюпон должен был встряхнуться и предпринять какие-никакие действия.

Теперь, когда старьевщик свою задачу выполнил, настал мой черед выполнить условия договора. Я обещал оплатить ему обед на его выбор. Тут уж старьевщик не постеснялся. Он заказал все меню: куриное фрикасе, рагу, цветную капусту, конфеты, дыню, мягкий сыр! Как принято во Франции, каждый продукт был подан на отдельной тарелке, ибо французы презирают смешение вкусов, приятное американцам (например, овощи и мясо под соусом на одной тарелке). Я с удовольствием наблюдал пир старьевщика, ибо остался очень доволен его импровизацией в Ботаническом саду.

— Сначала я решил, что похищенный тминный кекс не самая удачная идея, — сознался я. — Подумал: вот странный выбор! Но вы отлично все обыграли, еще и мальчика задействовали.

— О нет, сударь! — возразил старьевщик. — Я и в мыслях не имел сговариваться с мальчишкой. Кекс действительно был украден!

— Что вы хотите сказать?

И старьевщик поведал, что изначально планировал спрятать зонт, с тем чтобы Дюпон его искал. Но пока он выбирал место для зонта, кекс исчез.

— Как вы узнали, что случилось с кексом? Должно быть, сказали вашему приятелю наблюдать за мной?

— Разумеется, нет! — воскликнул я. — Мне нужно было поглядеть, возьмется он за расследование или не возьмется. Если бы он следил за вами, о каком эксперименте могла бы идти речь?

Инцидент с тминным кексом явно озадачил старьевщика.

— Странный человек ваш приятель. Впрочем, голод не тетка, потому-то он и взялся искать кекс.

Расставшись со старьевщиком, я еще долго думал над его словами. Я слишком радовался многообещающему поведению Дюпона, чтобы задаться вопросом: «Почему Дюпон применил к пропаже кекса свой несравненный аналитический талант?» Действительно: он не пообедал, значит, был голоден; может, он просто прельстился тминным кексом, тем более что потом с удовольствием съел свою долю.

Случай с кексом положил начало целому ряду моих попыток заставить Дюпона тряхнуть стариной. Из Америки я привез сборник «Романтическая проза Эдгара А. По», заложил закладкой рассказ «Убийство на улице Морг» и оставил книгу у Дюпона, надеясь заинтересовать его. Прием возымел действие, чему я очень обрадовался. Первый признак удивительных изменений я увидел однажды вечером, когда я пошел за Дюпоном в кафе «Бельж». Два-три раза в неделю Дюпон любил посидеть в кафе, не обращая внимания на стук бильярдных шаров и разговоры, этак уютно затерявшись среди шума и перепалок. Мне уже случалось бывать с Дюпоном в этом заведении. На этот раз, едва заметив его, я понял: что-то изменилось. Взгляд Дюпона был не таким отсутствующим, как обычно.

Дюпон нырнул в крохотный тесный полуподвальчик. Многочисленные зеркала усугубляли атмосферу азарта и близкой ссоры, царившую в этом помещении. То было излюбленное место лучших парижских бильярдистов, а нынче явился лучший из лучших. Человек этот имел примечательную внешность — ярко-рыжие волосы, такие же брови, красную, воспаленную кожу со следами оспы. Почти всегда он играл один — полагаю потому, что талант его далеко превосходил способности прочих любителей бильярда, что бывали здесь исключительно для забавы. При каждом удачном ударе Рябой издавал победный клич, а при каждом неудачном — ругал себя последними словами.