Мэтью Перл - Тень Эдгара По

— Бонжур! Как вам удалось проскользнуть мимо охраны?

Вопрос был праздный — если кто и мог по собственной воле оказываться в стенах тюрьмы и покидать их, так только Бонжур.

— Я хотела найти вас.

Хватка на моем запястье стала крепче. От страха подступила дурнота. Бонжур здесь, чтобы убить меня. Она мстит за Барона, она не желает дожидаться суда и казни. Не моргнув своим прекрасным глазом, она перережет мое горло, а утром меня найдут лишенным головы, но не обнаружат никаких следов Бонжур.

— Я знаю — не вы стреляли в Барона, — успокоила Бонжур, верно прочитав мои мысли. — Нужно выяснить, чьих это рук дело.

— По-моему, тут все понятно. Стреляли эти двое, и, конечно, по распоряжению ваших кредиторов.

— Эти люди посланы не кредиторами. Барон давно заплатил долги — сразу после продажи билетов на лекцию. Он собрал куда больше денег, чем рассчитывал. Нет, убийц интересовали вовсе не деньги.

Вот так неожиданность!

— Кто же тогда убийцы?

— Моя задача — выяснить это. Я в долгу перед Бароном — вот и рассчитаюсь. А вы должны выкарабкаться ради женщины, которая вас любит.

Я уставился на собственные босые ноги:

— Больше не любит, Бонжур, больше не любит.

Крохотный ротик Бонжур сложился было в вопросительное «О», но спрашивать вслух она раздумала.

— А где ваш друг? Почему он не поможет нам обоим разрешить эту загадку?

— Где мой друг? В смысле, Дюпон? И вы еще спрашиваете! Не вы ли с Бароном похитили Дюпона? Чего я только не передумал о его участи!

И тогда Бонжур заверила, что Дюпону они никакого вреда не причинили — то есть она лично не причинила. Она, оказывается, отпустила его почти сразу. Так велел Барон — отпустить Дюпона к началу роковой лекции. Никто не собирался убивать его; по крайней мере речь не шла о физической расправе. Нет, Барон задумал сломить Дюпонов дух. Он решил, что освобожденный Дюпон ринется в лекторий, поспеет как раз к его, Барона, триумфу и будет деморализован, чем закрепит Баронову победу. Но Дюпон не оправдал ожиданий, ибо вовсе не появился в лектории, а если и появился, никто его не видел.

— Ответьте, Бонжур, похищенный Дюпон сопротивлялся? Дрался с Бароном?

Бонжур помедлила, не уверенная, порадует меня ответ или разочарует.

— Не дрался. У него хватило ума сидеть смирно. Он видел, что Барон намерен во что бы то ни стало осуществить свой план. Как вы думаете, мосье Кларк, где сейчас может быть Огюст Дюпон?

— Я здесь заперт, как зверь в клетке. Откуда мне знать?

Бонжур посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд смущал. В голове закрутилось: Хэтти выходит за Питера — кто же полюбит меня? Неужели нет никакой надежды? О, чего бы я ни отдал за надежду, и как мало нужно было для того, чтоб надежда во мне очнулась! Знак, намек на привязанность, слабая тень жалости! Наверное, эти мысли отразились на моем лице, потому что Бонжур вдруг шагнула ближе. Чтобы не дать ей повода, я отвел взгляд.

Но Бонжур положила ладонь мне на плечо и каким-то хитрым нажатием заставила повернуть голову к ней, и вот уже ее рот прильнул к моему. Мгновение было долгое, дрожь, вызванная удивлением в той же степени, что и теплом ее губ, охватила меня. Изогнутый шрам, который перечеркивал ее улыбку, теперь словно отпечатался на моих губах. Жаркие токи побежали по всему телу, до сих пор пребывавшему в отвратительном липком ознобе. Я вернулся к жизни. Бонжур отняла губы, и мне почудилось, что и с ней что-то произошло.

— Подумайте, как найти Дюпона, — тихо и твердо велела Бонжур. — Уж он вычислит убийцу.

В последующие дни я послушно пытался разгадать эту загадку, однако через несколько ночей после посещения Бонжур с новой силой ощутил тоскливую безысходность камеры-одиночки.

Однажды, очнувшись от забытья — приступы его стали частыми и продолжительными, — я обнаружил на деревянном столе книгу. Откуда она там взялась, кто принес ее — я не знал, да и не думал об этом. Я взглянул на обложку, тотчас зажмурился и отвернулся к стене, полагая, что книга мне снится, что мозг нарочно подбрасывает самые скверные образы, чтобы усугубить мое состояние.

На столе лежала биография Эдгара По за авторством Грисвольда, третий — и последний — том посмертного собрания сочинений, самый вид которого вызывал во мне ярость. Первые два тома, пусть беспорядочно составленные, хоть не грешили искажениями оригинальных текстов Эдгара По. Но третий том, бог весть кем подброшенный в мое узилище, был весь отдан на откуп бессовестным компиляциям мистера Руфуса Грисвольда и представлял собой откровенную клевету.