Мэтью Перл - Тень Эдгара По

— Безусловно, сэр, — отвечал я.

— Вы раньше говорили, что его нужно остановить любой ценой.

— Совершенно верно, сэр. — После минутного колебания я продолжал: — Да, но только, видите ли, я имел в виду…

— Едва ли он выкарабкается, — подал голос секретарь. — Я про Дюпена, сэр. У него шансов не больше, чем у кабана на барбекю.

— У кабана на барбекю, сэр? — опешил я.

— Мистер Кларк, — продолжал Уайт, — вы хотели сорвать выступление Дюпена в лектории. Вы сами признавались в этом намерении, когда просили меня заняться поисками вашего французского друга.

— Да, но…

— На портрете, что вы принесли в участок, изображен Барон. Сходство не вызывает сомнений. Зачем вы заказали фон Данткеру портрет Барона?

— Нет, это портрет другого человека! Я ничего никому не заказывал!

— Кларк, мне надоели ваши сказки! Сочинительством заниматься будете в свободное время, а сейчас говорите правду! Свидетели в один голос заявляют, что смертельно раненный Барон улыбался точно так же, как и человек, изображенный на портрете! Такую улыбку, знаете ли, не подделаешь!

Меня бросило в жар — видимо, организм почуял опасность прежде, чем ее осознал мозг. В следующую секунду я заметил, что сорочка моя выпачкана кровью Барона. Еще секундой позже сообразил, что в коридоре, трясясь от страха, толпятся мои слуги. Полицейские, вошедшие вместе с Уайтом, куда-то пропали; зато явились другие, в количестве, достаточном для комплектации регулярной армии. На лестнице грохотали шаги, не одна пара ног топала в спальнях на втором этаже. Я понял: в «Глен-Элизе» обыск, и мое присутствие не смущает полицейских. Стены вдруг словно осели, перед глазами возник обугленный остов дома доктора Брукса.

— Не успел Барон обратиться к аудитории, как вы схватили его…

— Сэр! О чем вы?

— Никто не может подтвердить ваше присутствие за кулисами, и нет никаких следов пребывания в Балтиморе этого вашего друга, так называемого мистера Дюпона.

— Сэр, вы, кажется, на что-то намекаете… можете называть меня фантазером, если вам угодно…

— Это вас Эдгар По довел до ручки.

— Что? Что вы имеете в виду?

— Я, мистер Кларк, имею в виду ваше чрезмерное увлечение опусами мистера По. Вы сами говорили, что на все пойдете, лишь бы Барон Дюпен не коснулся имени По. Вы признались, что напали на другого гражданина Франции и ранили его. Вы считаете, что право говорить об Эдгаре По есть только у вас. Допустим, мистер По действительно умер насильственной смертью, тогда возникает вопрос: а не был ли убийца одержим его творчеством? В связи с этим, мистер Кларк, мне бы хотелось выяснить, чем и где вы занимались в конце сентября — начале октября 1849 года?

Я задохнулся от возмущения, и тут секретарь, так и стоявший позади моего стула, заломил мне руку и настоятельно порекомендовал оставить попытки к сопротивлению.

Сначала меня держали в камере-одиночке рядом со служебной квартирой Уайта, в полицейском участке района Миддл. При звуке шагов отчаяние на миг ослабляло путы, позволяя надежде вдохнуть чуть глубже. Тюремное заключение, почтенный читатель, не просто заставляет человека чувствовать себя потерянным во враждебном мире. Нет; оно подсовывает вам все новые детальки изуверской мозаики, подсовывает до тех пор, пока из них не складывается иллюстрированная история отдельно взятого одиночества, пока тесная камера не трансформируется в заброшенный замок, где правит распад разума. Воспоминания о событиях, приведших к одиночеству, подобно водам разгулявшегося Чесапикского залива покрывают все прочие мысли — о настоящем ли, о будущем ли. Вы остаетесь наедине с собой. Вы сами — весь мир; и никакому гению пенитенциарной системы не под силу придумать наказание страшнее этого.

Кого ждал я с болезненной дрожью в груди? Дюпона? Хэтти? А может, Питера Стюарта, который вдруг войдет с покаянным видом и скажет: «Не тревожься, я тебя вызволю»? Или Барона Дюпена собственной персоной, поддерживаемого докторами, но вполне способного указать на истинного преступника и освободить меня? О, я бы с наслаждением послушал даже воркотню двоюродной бабки Кларк. Я был бы рад любому звуку или образу, любому намеку, что некто интересуется моей участью.

О Дюпоне между тем сведений не поступало. Я боялся, что участь его еще плачевнее моей. Я подвел Дюпона. Не справился с миссией защищать своего друга, пока собственные его силы брошены на раскрытие тайны Эдгара По.

Офицер Уайт снабжал меня разрешенными газетами и журналами — такой поблажкой пользовались все грамотные заключенные. Я не отказывался от прессы, но и не притрагивался к ней, ибо был занят чтением рукописи, тайно пронесенной в камеру. Дело в том, что в лектории, когда мы с Бароном, сцепившись, повалились на пол, я почти бессознательно выхватил из его рук текст лекции. Едва ли отдавая себе отчет в значимости этих записок, я спрятал их во внутренний карман сюртука прежде, чем был уведен Уайтом.