Мэтью Перл - Тень Эдгара По

— Барон Дюпен, — отвечал я с досадой, — я не знаю и не хочу знать этих людей и уж тем более никоим образом с ними не связан.

— Однако вы их видели — так же как и я, — с пафосом произнес Барон. — Эти люди шпионили за мной. В их глазах читается готовность к убийству. Они опасны. Насколько могу судить, вы не замечали их, будучи сами слишком увлечены слежкой за мной.

Я раскрыл было рот, но Барон не дал оправдаться.

— Мне все известно, — заявил он, приняв молчание за признание вины. — Бонжур засекла вас, когда вы «вели» ее в порт. Вы имели неосмотрительность подойти слишком близко. Осмелюсь предположить, вы не искали в порту развлечений — едва ли в компанию к вам годятся пьянчуги да работорговцы. А может, я ошибаюсь? — Барон вдруг рассмеялся. — Может, Квентин Кларк сейчас позабавит меня признанием в каком-нибудь тайном пороке?

— Раз вы все знали, почему не препятствовали мне?

Барон глотнул коблера.

— А вы не понимаете? Могли бы и научиться у своего хозяина. Эта мера — слежка за нами — говорит о полном отчаянии Дюпона. Дюпон чувствовал, что проигрывает, вот и отсылал вас из дому. Из одного только этого факта я сделал вывод: Дюпона бояться не стоит, противостоять ему не придется. Вдобавок наблюдения за вами позволяли выяснить, что конкретно интересует Дюпона. Видите ли, братец Квентин, шпионство — это палка о двух концах. Вы шпионите, но и за вами непременно шпионят. Так-то, сударь.

— Если вы, Барон, такой всезнайка, полагаю, вы давно успели вычислить этих двух французов; полагаю, вам известно, кто они и кем подосланы.

Волнение Барона усилилось.

— Так они французы? — переспросил он после довольно продолжительной паузы.

— Да, судя по акценту и отдельным словам. Не удивлюсь, если вы привлекли их к сотрудничеству с вами, как доктора Снодграсса! — Мне хотелось взять реванш, довести до сведения Барона, что и у меня имеются свои источники.

— Если они работают на известную мне влиятельную парижскую группировку, имеющую отношение к моим финансовым интересам, боюсь, переманить их будет непросто.

Барон говорил, по обыкновению, откровенно, как с преданным союзником; от этих доверительных интонаций собеседник на время забывал, что таковым вовсе не является. На глаза Барону падали пряди волос, нынче почему-то жидкие и липкие; он откидывал их беспрестанно.

— Теперь вы понимаете, братец Квентин, каково это — всю жизнь скрываться под маской без надежды быть самим собой. А я, смею вас уверить, очень неплох и сам по себе; да, именно так, сударь. Я бесподобен! Видели бы вы меня в зале суда! Все взгляды устремлялись ко мне — даже взгляды моих оппонентов; все ждали правды. Как я счастлив здесь, в Балтиморе, если бы вы знали! Я на покой не собираюсь; обо мне еще услышат, обо мне заговорят!

— Чем тогда объяснить вашу склонность к дешевым розыгрышам и угрозам, которые только сотрясают воздух? Зачем вы копируете Огюста Дюпона?

В углу я заметил портрет Дюпона кисти фон Данткера. Мне ли, видевшему это полотно на разных стадиях завершенности, было не узнать его! Однако теперь я не мог не отметить: изображение Дюпона превосходило оригинал законченностью, как будто лишь после создания портрета Дюпон стал в полном смысле Дюпоном. Фон Данткеру отлично удалось передать внешнее сходство, но не в нем одном было дело.

Барон добродушно засмеялся:

— Надеюсь, Дюпон оценил этот мой жест, а, братец Квентин? Я, знаете ли, не прочь разрядить обстановку славной шуткой. Это ведь не грех? Дюпону ничего не известно о масках — он отродясь их не носил. Бедняга полагает, что без маски он ближе к реальности. А на самом деле без маски он — да и любой из нас — пустое место.

Мне вспомнилась особая ухмылка, усвоенная Дюпоном для позирования; фон Данткер уловил ее, она теплилась, навечно запечатленная на холсте, в уголке рта Дюпона. Чужая, приберегаемая для чужих гримаса… Быть может, Дюпону тоже ведомо кое-что о масках? Я рывком снял портрет со стены, зажал под мышкой.

— Это я забираю, Барон; это вам не принадлежит.

Барон только плечами передернул.

Я продолжал, возможно, в надежде на более заметную реакцию:

— Вы сами знаете — по крайней мере должны знать, — что загадку эту разгадает Дюпон. Потому что он — истинный прототип Дюпена.

— По-вашему, Дюпон придает этому значение?

Я вскинул брови. Не так, по моим расчетам, должен был реагировать Барон.

— А рассказывал ли вам Дюпон, как мы с ним познакомились? — Барон говорил теперь со всей серьезностью. — Разумеется, ответ отрицательный, — продолжал Барон, кивнув сам себе. — Еще бы — ведь Дюпон варится в собственном соку, или, если хотите, безвылазно обитает в собственной скорлупе. Ему хочется чувствовать, что у людей в нем постоянная нужда, однако разговоры утомляют его без меры. Мы оба парижане. Быть может, вы слыхали о женщине по имени Катрин Готье, обвиненной в убийстве; эта женщина весьма много значила для вашего друга.