Мэтью Перл - Тень Эдгара По

— Насколько мне помнится, я не выражал подобной уверенности.

Я не нашелся с ответом — так сильно было потрясение. Не то чтобы Дюпон сделал окончательный вывод, но я испугался, что вот-вот сделает, и притом прямо противоположный недавнему выводу Барона. Захотелось сменить тему или вовсе прекратить разговор.

— На самом деле, — продолжал Дюпон, готовый подтвердить мои опасения, — Эдгар По почти наверняка пил в день выборов.

Я не ослышался? Дюпон и впрямь проделал такой путь, в прямом и в переносном смысле, с единственной целью — надежнее закрепить за великим поэтом репутацию пьяницы?

— А теперь расскажите-ка поподробнее о подписке, которую начал Барон, — распорядился Дюпон.

Я был рад ухватиться за любую тему. Барон Дюпен продолжал поправлять свои дела посредством подписки, организованной им в Балтиморе. В одном из ресторанов, который специализировался на блюдах из устриц, Барон с благосклонностью принял вступительные взносы сразу от целой дюжины энтузиастов. Владелец заведения, недовольный выходками французского подданного, с готовностью изложил мне все сказанное Бароном. «Через две недели, друзья мои, — обещал Барон, — вы впервые услышите правду о смерти Эдгара По!» Однажды он добавил лично для Бонжур: «Дай срок, в Париже узнают о моем успехе; о, что тогда будет!» На слове «будет» Барон замолк — его несытое воображение уже рисовало целую пиршественную залу, двери в которую откроет ему этот пока несостоявшийся успех…

Через несколько дней Барон Дюпен появился в холле своей гостиницы с весьма мрачным выражением лица. Я позднее подкупил коридорного и узнал причину расстройства Барона. Оказывается, чернокожий Баронов слуга не пришел на его зов. Имел место изрядный переполох, но в конце концов от городских властей сообщили, что юный Ньюман получил вольную. Барон понял, что обманут, и догадался, кем именно. Отреагировал он смехом.

— Чему ты смеешься? — удивилась Бонжур.

— Собственной недальновидности, детка, — отвечал Барон. — Следовало быть умнее. Конечно, Ньюмана освободили.

— Ты хочешь сказать, его Дюпон освободил? Но как ему удалось?

— Ты не знаешь Дюпона. Ничего — это дело наживное.

Рассказ коридорного вызвал у меня недобрую улыбку.

По Дюпонову указанию днем раньше я выяснил имя владельца Ньюмана. Этот человек погряз в долгах и срочно нуждался в денежных средствах, поэтому-то он и сдал своего раба Барону на неопределенный срок. Про обещание Барона купить Ньюману свободу он и не слыхивал. Вдобавок он пребывал в уверенности, что Ньюман служит «в небольшой семье»; истинное положение дел крайне возмутило его. Впрочем, ярость, как бы она ни была сильна, не подвигла злосчастного должника гордо отвергнуть выписанный мной чек в уплату за свободу молодого негра. Мне как адвокату нередко случалось иметь дело с должниками; я всегда вел себя так, чтобы не задеть их и без меня уязвленного самолюбия и учесть их нужды.

Я лично препроводил юношу на вокзал и посадил в поезд до Бостона. Закон штата Мэриленд гласит: освобожденный раб должен немедленно покинуть территорию штата, дабы не влиять разлагающе на других чернокожих, оставшихся рабами. По дороге на вокзал Ньюман светился от счастья и в то же время едва сдерживал дрожь; ему все казалось, что земля разверзнется у нас под ногами прежде, чем он окажется за пределами штата. По правде говоря, у Ньюмана были веские основания бояться. До вокзала оставались считанные ярды, когда за нашими спинами раздался грохот, мигом очистивший мостовую от всех пешеходов, включая нас.

Приближались три омнибуса с чернокожими мужчинами, женщинами и детьми. За омнибусами ехали несколько конных. Одного, высокого и седого, я узнал — то был Хоуп Слэттер, самый влиятельный в Балтиморе работорговец. Балтиморские работорговцы обыкновенно держали чернокожих, приобретенных у перекупщиков, запертыми в специальных помещениях (как правило, флигелях собственных домов) до тех пор, пока невольников не набиралось достаточно, чтобы «не гонять порожняком» судно и окупить расходы по доставке «товара» в Новый Орлеан, этот перевалочный пункт, откуда чернокожие отправлялись на плантации. Теперь Слэттер со своими помощниками держал путь в порт. В каждом омнибусе было около дюжины невольников.

Почти вплотную к омнибусам держались другие чернокожие. В надежде на последнее прикосновение они тянули к окнам руки, то и дело переходили на бег, чтобы успеть сказать любимым людям самое важное. Я затруднялся определить, где больше рыдали — в омнибусах или на улице. Особенно выделялся высокий женский голос — невидимая снаружи негритянка громко жаловалась неизвестно кому (а скорее, всякому, кто мог ее услышать) на Слэттера: хозяин, дескать, продал ее на условии, что она не будет разлучена с семьей, а Слэттер условие не выполнил.