Клементс Рори - Мученик

Дрейк, словно безумный, метался по отделанной деревянными панелями приемной Гринвичского дворца. Болтфут уже много раз видел его таким, стремительно меряющим шагами ют, когда долго не было ветра.

Дрейк был невысоким коренастым мужчиной сорока шести лет от роду. Его небольшая острая бородка, как и прежде, была светло-золотистой, правда теперь в ней стали заметны вкрапления седины. Его рыжеватые, также с небольшой сединой вьющиеся волосы были зачесаны назад, обнажая широкий и высокий лоб. Глаза Дрейка сохранили ярко-синий оттенок юности. На нем была одежда для королевских приемов: ярко-зеленая бархатная накидка поверх зеленого с серебряной отделкой камзола — все сшито за весьма солидную сумму у Гастона де Вольпере на Канделвик-стрит, — а еще умопомрачительный гофрированный воротник размером с сервировочное блюдо. Его синие глаза, в другое время искрившиеся весельем, теперь пылали гневом, словно темная синева штормового моря, в котором он чувствовал себя как дома.

Он был зол, очень зол, и те двое, что находились с ним в этой маленькой приемной, ничем не могли его утешить. Его юная жена, Элизабет Сайденхэм, устала успокаивать его и сидела на подушках с книгой стихов, стараясь отгородиться от потока гнева, источаемого ее супругом. Постоянный спутник Дрейка Диего, невольник, освобожденный Дрейком в Испанской Индии и сопровождавший его во всех морских путешествиях по миру, стоял у окна, праздно наблюдая, как барк медленно двигается вниз по течению к устью реки. Он так часто становился свидетелем подобных приступов гнева, что они уже давно его не пугали. Дрейк взглянул на вновь прибывших — Шекспира, Стенли и Болтфута — и замер, уставившись на них.

— Богом клянусь, Стенли, все очень печально. Она не примет меня. Были времена, когда меня допускали к ней по восемь раз на дню. И вот, когда королева так нам нужна, она пребывает в обществе трусливых камеристок, вроде Девисона и Бёрли. [28] Уильям Девисон — государственный секретарь Елизаветы Английской; Уильям Сесил, 1-й барон Бёрли, — глава правительства королевы Елизаветы Английской. Попомните мое слово, если она будет продолжать в том же духе, это государство окажется испанской колонией еще до конца лета.

Капитан Стенли быстро поклонился, затем выпрямился во весь свой рост.

— Сэр Френсис, — произнес он, — разрешите представить вам господина Джона Шекспира, помощника господина секретаря Уолсингема.

Мрачная тень моментально исчезла с лица Дрейка.

— Ах да, господин Шекспир, я ждал вас.

— Большая честь познакомиться с вами, сэр Френсис.

— Взаимно, взаимно. Хороший человек, Уолсингем. Англия бы без него пропала. Я люблю его как брата. Итак, чем он обеспокоен?

Сцена, открывшаяся перед взором Шекспира, завораживала. Великий моряк-герой, пребывающий в ярости из-за отказа королевы принять его, его жена, погруженная в чтение стихов, да так, что едва взглянула на вновь прибывших, и изысканно одетый как английский джентльмен темнокожий человек, делающий вид, что происходящее его совершенно не интересует. Что между ними может быть общего?

Заметив направление взгляда Шекспира, Дрейк заговорил первым:

— Прошу прощения, господин Шекспир, я не представил вам свою супругу Элизабет.

Утонченное, в форме сердечка, личико Элизабет озарилось простодушной улыбкой, искрами отразившейся в сапфирах, рубинах и жемчугах, украшавших ее шею и пальцы. Шекспир поклонился, а она протянула свою нежную белую руку для поцелуя. Тем временем Дрейк быстро продолжил:

— А также своего лучшего друга Диего, который, похоже, ненавидит испанцев даже сильней, чем я.

Болтфут Купер держался позади, за Шекспиром и Стенли, но Диего заметил его и шагнул вперед, чтобы пожать ему руку.

— Рад тебя видеть, Болтфут, — хлопнул он его по плечу.

— Я тоже рад тебя видеть, Диего.

— Я спас Диего от испанцев в Номбре-де-Диос, — продолжал Дрейк, обращаясь к Шекспиру и Стенли, однако игнорируя Болтфута. — Испанцы, видно, решили, что, повесив кого-нибудь, они ублажат своих святых. Диего должен был стать очередной жертвой ради забавы. К счастью, шея у него оказалась сильная, потому что мы перерезали веревку, когда он уже отплясывал «джигу висельника». С тех пор он мой верный товарищ. Диего оказался способным к языкам и не раз помогал мне разговаривать с пленниками, когда мы брали корабль на абордаж или захватывали город. Сколько языков ты знаешь, Диего?