Клементс Рори - Мученик

— Благословите меня, святой отец. Пожалуйста…

Коттон колебался, затем совершил крестное знамение и произнес слова, которые хотел услышать от него тюремщик: «Benedictio Dei omnipotentis, Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, descendat super vos et maneat semper…». [16] «Хвала Господу Всемогущему, да снизойдут на вас Отец и Сын и Святой Дух и да прибудут с вами вечно…» (лат.) Таких, как он, в те дни в Англии было много: мужчин и женщин, публично пообещавших быть верными новой церкви, опасаясь преследований и штрафов за пропуск воскресных служб, но в глубине души тосковавших по католичеству.

Коттон проследил за тем, как тюремщик, согретый его благословением, удалился прочь, затем на несколько дюймов приоткрыл дверь, за которой находилась большая камера с низким потолком и голыми кирпичными стенами. В здании, пропитанном человеческими страданиями и испражнениями, эта комната казалась удивительно чистой и прибранной. Еще большее удивление вызывал стол посреди комнаты с шестью стульями: по два стула по обе длинные стороны стола и по одному с концов. На столе стояли тарелки с холодными закусками и бутыль вина. Коттон вошел и с шумом захлопнул за собой дверь. Три женщины и двое мужчин стояли у дальнего конца стола, лица женщин были напряжены от страха и ожидания. Коттон улыбнулся присутствующим и снова совершил крестное знамение.

— Dominus vobiscum, [17] «Господь да пребудет с вами» (лат). — нараспев произнес он.

Пятеро человек в дорогих одеждах перекрестились и ответили: «Et cum spiritu tuo». [18] «И со духом твоим» (лат). Напряжение спало с их лиц. Они расступились: за ними находился небольшой закрытый алтарь со священными сосудами — серебряным потиром и дискосом, а также с уже зажженными восковыми свечами, тепло и мерцающий свет которых заполнял камеру.

Коттон подошел, — все пятеро по очереди поприветствовали его; он обнял каждого, поцеловал в щеку и благословил. Один из пятерки задержал свой взгляд: он должен был передать кое-что втайне. Когда этот человек приветствовал Коттона, то обнял его и не отпускал, так что Коттон некоторое время оставался в его объятиях. Коттон напрягся, ему была неприятна та вонь, что шла от молодого священника, которого он знал под именем отца Пигготта. Он и еще один мужчина, Пламмер, были священниками, тайно посланными из Франции английским колледжем в Реймсе, где они обучались. Здесь их держали как заключенных, хотя в передвижениях не слишком ограничивали. Пигготт и Пламмер были пойманы членом городского магистрата Янгом и посажены сюда без суда и следствия, но друзья хорошо кормили священников, а тюремщик был с ними не особенно суров.

— Такое счастье увидеться с вами, господин Коттон, — произнес Пигготт хриплым и вкрадчивым голосом. — У меня для вас есть сообщение, очень важное.

Коттона мутило. Он высвободился из цепких, словно когти, пальцев Пигготта и почувствовал, что его трясет. Он сделал шаг назад, подальше от священника, коротко кивнул, глубоко вздохнул, успокоился и приготовился к совершению мессы.

Гарри Слайд вычурным взмахом руки шлепнул на пропитанный элем стол газетный листок.

— Вы должны мне пенни, господин Шекспир, и даже больше.

Они сидели за отгороженным от основного зала столом в таверне «Белл» на Грейсчерч-стрит. В очаге ярко горел огонь, и стекла в окнах запотели. Из-за перегородки доносился шум: городские торговцы праздновали прибытие каракки из Ост-Индии. Судя по громким и пьяным голосам судно прибыло с грузом специй и серебра, проведя в плавании более года: все думали, что оно потерпело крушение. Торговцы вложили в это предприятие крупные суммы, и теперь их ожидания были оправданны, а состояние увеличилось в несколько раз. Этим вечером они благополучно пропили и потратили на удовольствия — если это можно так назвать — небольшую часть своих доходов. В углу возле бочек молодой трубадур в поношенной одежде уныло напевал балладу, перебирая струны лютни. На небе не было ни облачка, а холод превратил снежную кашу под ногами в тонкую ледяную корку.

— Не беспокойся, Гарри, ты получишь больше. Гораздо больше.

— Ну так это совсем другое дело, господин Шекспир. Все же мне было бы намного приятней, если бы этот менестрель сменил мотивчик. — Он сложил поднесенные ко рту руки рупором и крикнул: — Умоляю, менестрель, сыграй что-нибудь повеселей!

Джон Шекспир потянул его за коротко остриженную бородку и вздохнул:

— Дело в том, что ты мне нужен, Гарри. — Он приблизился к нему и коснулся его руки. — Я хочу нанять тебя. У нас много другой работы, не только преследование иезуитов. Мне не хватает рук. Поможешь?