Джейн встала с табурета и засуетилась вокруг него, разглаживая простыни и поправляя подушки.
— Вы не ели три дня, если не больше. Врач сказал, что, когда вы очнетесь, вам нужен покой и немного пищи и питья.
Шекспир приподнялся на локте.
— Джейн, я не младенец, с которым надо нянчиться. Расскажи то, что мне нужно знать.
— Господин, Топклифф запер вас у себя в камере. Мы боялись худшего. Но Болтфут отправился к господину секретарю Уолсингему, и он тут же послал своих людей с предписанием освободить вас. Когда вас привезли сюда, вы были едва живы, весь в крови и грязи, а дыхание было таким слабым, что я едва его слышала.
Шекспир попытался собраться с мыслями. Он вспомнил, как помчался из «Клинка» на Билитер-лейн, столкнулся лицом к лицу с персевантами, затем последовал страшный удар в лицо и по голове. Дальше он ничего не помнил, кроме отблесков свечи в пыточной Топклиффа и Николаса Джонса, его мерзкого подмастерья.
— Кэтрин здесь?
Джейн деловито принялась отпирать створку окна.
— Сейчас ее здесь нет.
— Где она?
Джейн отвела взгляд. Она посмотрела в окно на маленький садик в глубине внутреннего двора. Через открытое окно доносилось пение птиц.
— Она в доме своего хозяина в Доугейте. Кэтрин оставила вам письмо.
Она передала Шекспиру письмо, после чего поторопилась к двери.
— Джейн, подожди.
Шекспир осторожно срезал печать ножом, который всегда лежал на столике рядом с его кроватью. Письмо, написанное четким почерком, было недлинным, но казалось, ему понадобится вечность, чтобы прочитать его.
«Джон!
Если ты читаешь это письмо, значит, ты пришел в себя, за что я благодарю Господа, который услышал наши молитвы. Но у этой истории нет счастливого конца. Мне не хватает слов, чтобы рассказать, как печально мне писать тебе это письмо. Мой хозяин, Томас Вуд, теперь дома в Доугейте, и я должна отправиться к нему с детьми. Он изувечен, не может ходить, даже руку поднять, чтобы поесть, не в состоянии. Он находился на грани смерти и уже никогда не выздоровеет. Мне придется стать его сиделкой, а также матерью и гувернанткой для Эндрю и Грейс. Это мой христианский долг.
Ты знаешь, как я люблю тебя, Джон. Не сомневайся. Несколько коротких часов мы были единым целым, и я всегда будут помнить ту ночь. Но я не могу быть твоей, ибо им я нужна больше. Не сердись на меня, и не приходи за мной в Доугейт. Слишком больно снова говорить тебе „прощай“.
Джон, ты помог освободить моего хозяина, и я благодарна тебе за это. Я сожалею о том, что наговорила тебе, и знаю, что ты — хороший человек. Я также должна поблагодарить Джейн, твоего брата и его актеров. Я напишу им всем, ибо они спасли меня и детей от ужасной судьбы. Прости меня, Джон.
В любви Христовой, твоя Кэтрин».
Спустя некоторое время Шекспир поднял взгляд. Он глубоко вздохнул.
— Ты знаешь, что в этом письме, Джейн?
— Да, господин. — У нее перехватило дыхание, она продолжала отводить взгляд. Джейн отерла слезу со щеки.
— Думаешь, можно надеяться на то, что она изменит решение?
Джейн покачала головой. Слезы потекли у нее по лицу, и она уже не могла говорить.
— Никакой надежды?
Она снова покачала головой.
— Спасибо, Джейн. Иди.
Она выбежала из комнаты. Шекспир услышал рыдания удаляющейся Джейн. Он смял письмо и бросил на пол. Через несколько секунд Шекспир, пошатываясь, встал. Равновесие держать было трудно, но он смог пересечь комнату и подобрал скомканный листок. Он поднес его к окну, разгладил бумагу и перечитал.
— Есть новости от Дрейка? — спросил Уолсингем.
— Пока никаких, ни хороших, ни плохих, — ответил Джон Хокинс. — Он так и хотел.
Уолсингема это не убедило.
— Но я желал бы иначе, господин Хокинс. Я хочу, чтобы он направил ваши корабли к Лиссабону и поджег испанский флот, прежде чем испанцы успеют покинуть порт, ибо мы не в состоянии противостоять им в открытом море.
В комнате повисла тишина. Все, сидевшие за длинным столом в библиотеке дома Уолсингема на Ситинг-лейн, знали, о чем он говорит. Оборона Англии была к всеобщему прискорбию весьма недостаточной. Если закаленные в боях испанские войска высадятся в Суссексе, Кенте или Эссексе, они сметут недавно сформированное королевское ополчение и двинутся к Лондону, словно стая львов. Испанцы устроят такую кровавую резню на полях и в городах Англии, какой еще не бывало в стране за последние пять сотен лет.
За столом сидел Хокинс, создававший новый флот, сам Уолсингем, его секретари Артур Грегори и Френсис Миллз, специалист по шифрам Томас Фелиппес и Джон Шекспир.
Читать дальше