Иван Любенко - Тень Азраила

– Да вот перед отъездом носил отчет по командировочным расходам. Все сошлось, кроме одного: в перечне издержек не хватает вашей подписи. Но можно обойтись и без нее, но тогда вам придется вернуть два тумана.

– Простите? – Кукота недоверчиво покосился на Ардашева. – О чем вы? Какие два тумана?

– Да те самые, господин полковник, кои я потратил, покупая сено вместе с телегой, которую крестьянин оставил под башней Шемс-эль-Эмаре. Средства эти, как вы понимаете, казенные и потрачены были на спасение военного агента, кой приписан к Генеральному штабу. Вот если бы вы были в штате Министерства иностранных дел, тогда другое дело. А так, соблаговолите сии затраты вернуть либо удостоверить указанный факт собственноручной подписью.

От волнения лоб офицера покрылся испариной. Уставившись на статского советника, он пролепетал:

– Но позвольте, откуда вы могли знать, с какой стороны я… выпаду?

– Тут все просто, – улыбнулся Клим Пантелеевич. – Три проема на башне настолько малы, что вытолкнуть в них человека положительно невозможно. И лишь четвертый, кладка которого завалилась, вполне подходил для этой цели.

Военный агент расстегнул верхнюю пуговицу мундира, и было видно, как от волнения у него заходил кадык. Он полез в карман, пытаясь, очевидно, достать деньги.

– Полноте! – остановил его Ардашев. – Давайте считать это безвозмездным вкладом МИДа в бюджет военной разведки.

– Выходит, 1:1? – слегка дрогнувшим голосом осведомился полковник.

– В каком смысле?

– Второго дня я спас вас от смерти, устранив Хольма, а вчера вы…

Статский советник пожал плечами.

– Если хотите, пусть будет так. Однако мне пора. Надобно еще отправить последнюю телеграмму на Певческий мост. Замечу: она пройдет открытым текстом и вашему телеграфисту не придется утруждаться. – Ардашев помолчал немного и добавил: – А вы времени зря не теряйте, подыскивайте ему и господину Красноцветову новую работу в своем ведомстве. Я не сомневаюсь, что они будут уволены, как только я доберусь до столицы.

– Ну что ж, здесь я бессилен. – Кукота развел руками. – Одно скажу: с людьми вроде вас лучше дружить, чем враждовать. Я это сразу понял… Желаю вам вернуться домой без лишних приключений. Честь имею, – козырнул полковник.

– Благодарю. Честь имею.

Клим Пантелеевич еще долго смотрел ему вслед, испытывая неприятное чувство, которое остается после разговора с завистником или недоброжелателем. Вроде бы и попрощался полковник и даже попытался улыбнуться, но в его холодных глазах была заметна едва уловимая недоброжелательность. И хоть сидела в нем она глубоко, точно жаба на дне колодца, но все равно лезла наружу.

Другое дело Ферох. Когда верный лакей узнал, что его хозяин уезжает в Россию, он сильно расстроился. Все время, пока шли сборы, перс ходил сам не свой, точно скорпионом ужаленный. И даже сообщение о том, что большинство вещей остается ему, никак не обрадовало лакея. Нет, он, конечно, поблагодарил Ардашева за его доброту и наговорил массу всевозможных комплиментов, но лицо его так и не посветлело. Он отказался уходить домой и чуть ли не всю ночь просидел на айване с рюмкой араки и длинным чубуком. А перед самым отъездом все бегал, суетился, проверяя, хорошо ли закреплен багаж на задке автомобиля.

Когда машина тронулась и, набрав скорость, понеслась в сторону Тегерана, он так и остался стоять на дороге, провожая ее взглядом до тех пор, пока она совсем не превратилась в едва различимую черную точку.

Да и у Клима Пантелеевича настроение тоже было далеко не благостное. Вроде бы и командировка закончилась, и домой возвращается – ан нет! – неспокойно на душе и даже тоскливо как-то. Наверное, все это из-за неопределенности, из-за невозможности предвидеть будущее. «Война – это смерч, уносящий в бездну целые государства. И кто знает, что ожидает нас в ближайшие годы?» – именно так мысленно рассуждал Ардашев, стоя на борту того самого «Цесаревича», на котором он и прибыл в эту жаркую страну еще в начале июля.

Провожая взглядом искусанную морем кромку берега, статский советник Ардашев не знал еще, что благодаря его донесениям на Певческий мост государь предпримет самые серьезные шаги.

Правительству Мустафиоль-Мамалека будет заявлена нота, в которой министр иностранных дел Сазонов выскажет персидскому посланнику в Петрограде, что ведение тайных переговоров Персии с противниками России и Англии фактически перечеркивает русско-британское соглашение от 18 августа 1907 года по разграничению сфер влияния, гарантировавшее независимость и целостность этого государства. И в таком случае, добавит Сазонов, по окончании войны территория Персии будет разделена между Российской империей и Великобританией.