Игорь Середенко - Иконописец

Да, мысли наши ничтожны и слабы, они лишь помогают кормиться шести чувствам, ненасытных, не знающих меры и покоя, всепоглощающих и слепых.

Таким человека создал Бог. И первостепенная задача Дьявола — исправить эту плоть, наделить ее истинным сознанием и верой. Я верю!

— Боже, вы с ума сошли, — пробормотал Руперт.

— Ты будешь наблюдать за моим перевоплощением, находясь в первом ряду. Ты станешь свидетелем этого. Я верую в тебя, я есть твой слуга, — последнюю фразу Царев сказал, не обращая внимания на Руперта, словно его и не было. И эти слова, уже не были обращены ему.

Царев разложил восемь листов вокруг стола, на котором находилась книга Кодекс Гигаса. Стал в круг этих восьми икон и подошел к книге. Он раскрыл ее на 290 странице, там, где справа был изображен портрет Дьявола, а слева — град небесный. Еще раз оглядел круг, вдоль которого были расставлены иконы. Со всех восьми сторон на Царева глядели монашеские лица. Он выпрямился, достал лист с текстом Германа (фотография, сделанная Рупертом). В тексте не хватало половины содержания (по просьбе Руперта), Уэбб скрыл эту половину и спрятал в книге лишь текст ритуала или заклинания, написанного на латыни. Прочесть этот текст можно было, но понять его смысл — невозможно, так как он был зашифрован.

Лишь причудливые мелодичные звуки давно изжившего языка, раздались в комнате, прогоняя тишину прочь и, призывая зловещие значения скрытых от людей слов.

Прошло некоторое время с тех пор, как Царев закончил чтение текста. Он несколько раз оглянулся кругом, чтобы определить для себя, нет ли каких изменений в обстановке. Все было по-прежнему. Восемь молчаливых и печальных в своем облике изображений все также мрачно глядели со своих сторон на Царева, придавая обстановке некую тайну и намек, который пытался понять чтец зашифрованного текста. Царев обернулся к книге, положил руку, облаченную белой перчаткой, на изображение Дьявола и вновь принялся читать текст. Рядом с книгой лежал пистолет. Царев освободил руки от холодного предмета и весь вник в чтение. Руперт молчаливо наблюдал за безумием Царева, размышляя над тем, как ему поступить, ведь его руки были скованы наручниками. В том, что Царев не просто фанат, а безумец, Руперт понял. Он не знал, как ему освободится и выпутаться из этой опасной для него ситуации. «Не станет же Царев стрелять в меня здесь, в библиотеке, где на каждом этаже присутствует охрана». Слышимость здесь превосходная. Теперь у Руперта было название галлюциногена, за которым он так долго шел. Теперь дед Ямеса может получить название, и быть может, это поможет мальчику излечиться от коварного недуга.

Раздумья Руперта были прерваны неожиданными громкими словами Царева. Руперту показалось, что тот закончил чтение текста, и некоторое время прислушивался, словно охотник на охоте. Царев вновь повторил фразу на латыни: unitatem carnis et spiritus. На этот раз его голос несколько был возбужден и огорчен, чем первый раз — столь мрачен и подавлен. Руперту даже показалось, что Царев немного задыхается от безумного волнения и возбуждения. Наконец, он услышал знакомую речь, но эти слова звучали куда более зловеще: «не может этого быть». Он словно выжимал эти слова из своего утомленного мозга. Руперту даже показалось, что Царев что-то испытывал или видел то, чего не было в комнате. Его отрешенный, стеклянный и мертвецкий взгляд был направлен куда-то сквозь стены.

Тело Царева опустилось на колени, голова повисла на груди, руки свисали до пола. Он осел и замолк. Руперт окликнул его, но тот не подавал признаков жизни. Тогда Руперт понял, что второго шанса освободиться у него не будет, и он попробовал привстать настолько, насколько возможно для перемещения (ведь он был скован наручниками за спиной и прикреплен ими к спинке стула).

Не прополз он и метра, как вдруг почувствовал впереди шевеление. Это был Царев. Он приподнял голову, но не спешил подниматься. Оглядев внимательно по сторонам, он остановил свой безумный и, вместе с этим, удивленный взгляд на Руперте, сидящем на стуле. Казалось, что он вновь ожил, пришел в себя. Но, что-то изменилось в нем, что-то не уловимое, мелькало в его взгляде.

— Ты кто? — спросил Царев.

— Ты что, не узнаешь меня? — спросил вопросом на вопрос Руперт. Он начал подозревать Царева в какой-то игре или безумстве, которую тот устроил.

— Перестань играть со мной. Почему ты так странно одет? Ты один из них? — спросил Царев.