Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

По растерянному лицу тетки графиня поняла, что та действительно ничего не знала. Мария Григорьевна покачнулась, и племянница поддержала ее.

– Тише, тише! Пойдемте в гостиную, там и поговорим.

Обняв тетку, графиня повела ее в соседнюю комнату, там усадила на диван, сама закрыла двери и, вернувшись, села рядом.

– Значит, и наш мальчик попал в эти жернова… Но ведь, когда случилось это ужасное несчастье, он был с тобой в Москве!

– Да, он был дома, но, как только узнал о выступлении на Сенатской площади, сразу же выехал в столицу. Его арестовали в ночь приезда. Судя по слухам, он сидит в Петропавловской крепости. Я должна добиться свидания с сыном и помочь ему всем, чем смогу.

– Но за что арестовывать человека, который ничего не совершил?

Графиня вздохнула, она уже сотню раз задавала себе тот же вопрос, и так и не знала ответа, но тетка с тревогой вглядывалась ей в глаза, и пришлось отвечать:

– Он был членом тайного общества, наверное, его арестовали за это.

– Опомнись, Софи, да ведь в Санкт-Петербурге каждый второй человек при дворе – масон! Разве это не тайное общество? Это все игра – взрослые мужчины всегда немного, но остаются детьми, вот они и играют в тайны. Разберутся – и отпустят Боба. Ну, как же может быть иначе?..

– Ах, тетя, дай бог, чтобы это так и было, – перекрестилась графиня, хотя понимала, что «просто» уже ничего не получится. – Нам нужно подумать, кто сможет мне помочь в хлопотах об освобождении. Я хочу съездить к Александру Ивановичу Чернышеву, он нам – родня, хоть и дальняя, и мой муж много помогал ему в начале карьеры. Неужели он теперь откажется помочь мне?

На лице старой дамы появилось такое скептическое выражение, что ее племянница насторожилась.

– Ох, Софи, не люблю я этого молодца, слишком уж он холодный какой-то, и глаза у него – чистые куски льда. Я всегда, когда его встречала, думала, почему ему с женами так не везет. Попомни мои слова, это – знак свыше, Бог за грехи его карает, плохой он человек.

– Мне выбирать не приходится. После смерти мужа его друзья как-то отошли от нас, может, я сама виновата – слишком ушла в горе, никого не хотела видеть, но теперь об этом жалеть поздно. Я не знаю, к кому еще обратиться. Ведь этот человек должен быть влиятельным, иначе мне придется передавать прошения через мелких чиновников, я буду ждать ответа, а они выбросят мое письмо в помойное ведро.

Румянцева призадумалась, а потом признала:

– Теперь из страха, что их тоже примут за заговорщиков, все сверх меры восхваляют Николая. Только сдается мне, что сам он пока ничего не решает, и сейчас главным человеком при дворе стала императрица-мать, она всегда имела влияние на младших детей. Нам бы до нее добраться!

– Как, тетя? Я давно не бывала при дворе, да и в Москве выезжала лишь к хорошим знакомым, и то только потому, что нужно было вывозить дочерей. Да что уж говорить – за два года так и не смогла найти для Велл жениха…

– Положим, ты не очень хотела расставаться с дочерью, поэтому и не искала, да и жениха Верочке найти не так-то просто…

Графиня отмахнулась:

– Вы, конечно, правы, но теперь это все не имеет значения. Мой сын арестован, и меня волнует только его судьба. Дочери как-нибудь устроятся: при таком приданом они всегда найдут женихов.

– Вот и успокойся, давай подумаем, кто сможет замолвить за тебя словечко перед императрицей-матерью, – ласково посоветовала Мария Григорьевна, увидев слезы на глазах племянницы. – Я завтра с утра напишу Натали Загряжской, она до сих пор очень влиятельна. Надеюсь, она нам и поможет.

– Дай-то бог! Вот встретимся с ней, а потом я поеду к Чернышеву. Он должен помнить, чем обязан моему мужу, я не хочу верить, что он мог это забыть.

Они принялись подробно обсуждать, что можно будет сказать генералу Чернышеву, а о чем лучше промолчать, и, уйдя в свои размышления, графиня даже вздрогнула от неожиданности, увидев в дверях гостиной незнакомца. Пораженная, она с недоумением разглядывала улыбчивого мужчину в модном фраке.

Гренадерской стати темноглазый брюнет с приятным открытым лицом казался ее ровесником, но при этом явно молодился (муаровый жилет его переливался всеми оттенками рубина, а черный шелковый галстук был щегольски – по последней английской моде – тонок). Румянцева сидела к вошедшему спиной, поэтому не видела гостя. Поняв это, мужчина заговорщицки, как озорной мальчишка, подмигнул Софье Алексеевне и предупредительно кашлянул.

– Что там? – вскинулась старушка, но, узнав вошедшего, расцвела улыбкой и пригласила: – Проходи, дружок, познакомься с моей Софи.