К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

Я полностью отдавал себе отчет в том, что Кейт видит во мне всего лишь друга — она частенько повторяла с шутливым укором, что я обращаюсь с ней слишком вольно, в точности как с приятелем-мужчиной. И все же надежды на то, что дружба ее может перерасти в нечто большее, упорно шевелились в моей душе. Мне случалось влюбляться и прежде, но я еще ни разу не отважился предложить руку и сердце предмету своих чувств, полагая, что телесный мой изъян не дает мне права рассчитывать на взаимность. Прежде мне необходимо составить неплохое состояние, говорил я себе; лишь богатство способно возместить внешнюю неприглядность. Однако же я мог предложить Кейт то, что она, бесспорно, способна была оценить: увлекательные разговоры, единство интересов, круг друзей, равных ей по уму и развитию.

До сего дня меня терзают мысли о том, как повернулись бы события, открой я свои чувства раньше. Так или иначе, я опоздал. Однажды вечером, явившись в их дом без предупреждения, я застал Кейт в обществе Пирса Стаквилля, компаньона ее отца. Поначалу это ничуть меня не встревожило, ибо, хотя Пирс был чертовски хорош собой, прочие его достоинства исчерпывались безупречными манерами, которые, подозреваю, дались ему с большим трудом. Однако несколько минут спустя я с удивлением заметил, как в ответ на его идиотские остроты Кейт заливается смущенным румянцем; рядом с этим болваном моя возлюбленная превратилась в жеманную кокетку. С этого дня все прежние наши беседы были забыты. Кейт говорила только о Пирсе, о том, что он сказал или сделал, и при этом на губах у нее играла нежная улыбка, разрывавшая мне сердце.

Наконец я открыл Кейт, что питаю к ней нечто большее, чем дружба. Признание было сделано на редкость глупо и неуклюже, я отчаянно мялся и запинался на каждом слове. Но самым ужасным было не внезапно напавшее на меня косноязычие, а то неподдельное удивление, с которым встретила мое признание Кейт.

«Мэтью, для меня все это — полная неожиданность, — заявила она. — Я всегда считала, что мы с вами — добрые друзья. Никогда раньше я не слышала вас ни единого намека на иные чувства. Вот уж не думала, что вы настолько скрытны».

Дрожащим голосом я осведомился, суждено ли моим чувствам остаться безответными.

«Если бы вы открылись мне полгода назад, возможно, все было бы иначе», — с грустью проронила Кейт.

«Мне слишком хорошо известно, что моя внешность способна пробудить лишь отвращение, но не страсть».

«Подобное убеждение сослужило вам плохую службу! — с внезапным пылом воскликнула Кейт. — У вас приятное лицо, живое и мужественное, вы умны, деликатны и учтивы. Напрасно вы придаете столько значения своей согбенной спине. Можно подумать, на всем свете вас одного постигло подобное увечье. Вы слишком носитесь с собственными недостатками, Мэтью, и недооцениваете своих достоинств».

«Но тогда…»

Кейт покачала головой, на глазах у нее выступили слезы.

«Поздно. Я люблю Пирса. И он уже попросил у отца моей руки».

Позабыв свою обычную сдержанность, я принялся отговаривать ее от этого опрометчивого шага. Я твердил, что рядом с этим тупым и невежественным малым она умрет со скуки. На это Кейт резонно возразила, что вскоре у нее появятся дети, которые поглотят все ее внимание. Растить детей и заботиться о доме — не это ли удел, назначенный женщине Господом? На это мне нечего было сказать. Мне оставалось лишь удалиться.

Никогда более я не видел Кейт. Неделю спустя эпидемия бубонной чумы налетела на Сити, подобно урагану. Сотни людей, поражаемых недугом, сотрясались от озноба, обливались потом и в течение двух дней умирали в своих постелях. Болезнь была равно жестока к представителям как низших, так и высших классов. Она унесла и Кейт и ее отца. В качестве душеприказчика старика я устраивал их похороны. В памяти моей навечно отпечатались два деревянных гроба, медленно опускаемые в землю, и искаженное отчаянием лицо Пирса Стаквилля. В эти горестные мгновения я понял, что он любил Кейт не меньше моего, и кивнул ему с грустной улыбкой. Он ответил мне взглядом товарища по несчастью, полным боли и сочувствия. Провожая Кейт в последний путь, я мысленно возблагодарил Бога за то, что Он помог мне избавиться от пагубного заблуждения, согласно которому души умерших пребывают в чистилище, где испытывают невыносимые муки. Теперь я точно знаю, что безгрешная душа Кейт спасена и ей дарован вечный покой.

Сейчас, когда я пишу эти строки, слезы застилают мои глаза. Я не мог удержаться от слез и той зимней ночью в монастыре Скарнси. Я тихо плакал, стараясь не всхлипывать, так как меньше всего хотел разбудить Марка, который осыпал бы меня ненужными расспросами. Наконец слезы очистили мою душу, и я уснул.