К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

— Я зашел, чтобы помолиться над ним, — побагровев, сказал приор. — Я вовсе не хотел его смерти. Я хотел лишь, чтобы он очистился от овладевшего им дьявольского наваждения.

— Очистился ценой собственной жизни?

Приор остановился, резко обернулся и с вызовом посмотрел на меня. Погода на глазах становилась все хуже; снег валил вовсю, и порывистый ветер раздувал наши плащи и черное одеяние приора.

— Я не хотел его смерти! — рявкнул приор. — Я тут ни при чем! Мальчишка был одержим дьяволом! Дьяволом! Это все его происки! А мне не в чем себя упрекнуть!

Я не сводил глаз с его искаженного злобой лица. Возможно, вчера он пришел помолиться над больным послушником, потому что ему не давало покоя тщательно скрываемое чувство вины? Нет, вряд ли. Приор Мортимус, несомненно, относится к числу тех людей, которые всегда, при любых обстоятельствах ощущают себя правыми. Как ни странно, непоколебимая самоуверенность этого католического монаха напоминала некоторых убежденных последователей Лютера, с которыми мне доводилось встречаться. И уж конечно, изворотливый ум приора без труда изобретал увертки, позволяющие преследовать беззащитную молодую девушку и не испытывать при этом ни малейших угрызений совести.

— Идемте, — проронил я. — Слишком холодно, чтобы вести дискуссии на воздухе.

Не проронив более ни слова, приор подвел нас к братскому корпусу, длинному, двухэтажному зданию, ходящему во внутренний двор. Из множества труб на крыше в небо поднимался дым. Никогда прежде не бывал в дортуарах монахов. Из «Комперты» я узнал, что длинные общие спальни, в которых жили первые бенедиктинцы, в большинстве монастырей давно уже превратились в отдельные комнаты. Разумеется, так было и в обители Святого Доната. Мы прошли по длинному коридору с множеством дверей. Некоторые из них были открыты, я видел затопленные очаги и удобные кровати. После пронизывающего холода приятно было очутиться в теплом помещении. У одной из дверей приор Мортимус остановился.

— Мы постоянно держим его под замком, чтобы он не отправился бродить по монастырю, — сообщил он, распахивая дверь. — Брат Джером, эмиссар желает поговорить с тобой.

В отличие от келий, мимо которых мы проходили, жилище брата Джерома отличалось крайним аскетизмом. В очаге не горел огонь, голые беленые стены украшало лишь висевшее над узким ложем распятие. Старый картезианец сидел на постели, одетый лишь в исподнее, так что его скрюченный искореженный торс был полностью открыт нашим взорам. Изможденное тело старика не уступало в уродстве моему собственному, но виной тому были пытки, а не прихоть природы. Рядом с ним стоял брат Гай и куском ткани протирал покрывавшие кожу старого монаха бесчисленные рубцы, багровые и пожелтевшие от гноя. Вода в стоявшем на полу кувшине распространяла запах лаванды.

— К сожалению, я должен попросить вас оставить вашего больного, брат Гай, — заявил я.

— Мы почти закончили, — кивнул лекарь. — Теперь, брат Джером, боль должна уменьшиться.

Картезианец сверкнул глазами в мою сторону, а потом повернулся к лекарю.

— Будь добр, подай мне чистую рубашку.

— Ты себя совсем замучаешь этими власяницами, — вздохнул брат Гай. — По крайней мере, надо вымочить рубашку в воде, чтобы шерстинки немного смягчились.

И он подал брату Джерому рубашку из грубой серой ткани, на изнаночную сторону которой были вшиты жесткие, колючие шерстинки животных. Старый картезианец с трудом натянул рубашку, а затем свое белое одеяние. Брат Гай поднял с пола кувшин, поклонился и вышел прочь. Брат Джером и приор обменялись полными ненависти взглядами.

— Что, брат Джером, ты по-прежнему умерщвляешь свою плоть? — усмехнулся приор.

— Да, во искупление своих тяжких грехов. Но в отличие от некоторых, брат приор, я не занимаюсь умерщвлением плоти своих ближних.

В ответ приор лишь злобно сверкнул глазами и вручил мне ключ.

— Когда кончите, сэр, отдайте ключ Багги, — буркнул он, повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Я внезапно осознал, что мы находимся в тесном замкнутом пространстве наедине с человеком, взор которого пылает неутолимой ненавистью. Я огляделся по сторонам, высматривая, куда бы присесть. Но вся обстановка комнаты состояла из кровати брата Джерома, и я остался стоять, опираясь на свой посох.

— Что, горбун, спина болит? — неожиданно спросил старый монах.

— Так, слегка. Нам пришлось долго идти по заснеженной дороге.

— А ты знаешь, что говорят в народе? Прикосновение карлика приносит удачу, а прикосновение горбуна — несчастье. Ты — насмешка над человеческим обличьем. И, судя по тому, что тебя послал Кромвель, душа твоя так же отвратительна, как и твое тело.