Детективы сдали администратору паспорта на регистрацию. Их усадили в глубокие кожаные кресла, принесли свежие пепельницы и поднос с охлажденной «хербатой». Так в Египте называли карминный, сладкий чай из суданской розы. Он подавался в стаканчиках из тонкого стекла. Вроде тех, которые в России используются под «штрафные», для опоздавших на алкогольную мистерию. Чай же обычный, индийский или цейлонский, «чаем» и называли. (Это, наверно, единственное арабское слово, без изменений перекочевавшее в русский. А вот разными вариациями слова «хербата» называют черный чай во многих других славянских языках.)
Надо отметить, что свой «пробел» в потреблении зеленого змия правоверные изо всех сил старались наверстать в курении. И преуспели в этом изрядно. Поклонники традиционного шиша сосали те самые гибриды курительных трубок и самоваров не менее пяти часов в сутки. Табачники в среднем выкуривали, наверно, по две–три пачки американского «Мальборо» или местной дешевой «Клеопатры». В этой стране, похоже, существовало не так много мест, где курить было запрещено. В первую очередь — в мечетях. По всей вероятности, не курили и в Египетском национальном музее, в котором–то и хранилось все, что связано с историей Древнего Египта. Во всех прочих местах общественного пользования смолили нещадно: в конторах и офисах, в кинотеатрах и ресторанах, в поликлиниках и больницах, высунувшись на ходу в окна, курили даже в городских автобусах.
Прищепкин тут же вынул свою трубку — портье зиркнул на него с уважением, Швед — пачку гродненского «Космоса» (он курил «Астру» только во время заварки «Аз воздамчика»).
Отель находился всего лишь в сотне метров от пляжа. Побросав вещи в номерах, детективы побежали купаться. «Если экскурсия на пирамиды не гарантируется, то хоть в Красном море поплескаемся», — вразнобой, но одинаково подумали Швед и Прищепкин.
Но именно плескаться–то в Красном море было проблематично. Вода — что ртуть, соли столько. Где уж тут поплещешься. И — плюс двадцать восемь. Это только дошколята любят принимать ванны такой температуры. Короче, освежающий эффект купания в Красном море приближался к нулю.
«Зато по гальке этого пляжа наверняка еще не ступала нога опера киселевградского РОВДа», — утешился Прищепкин.
Он плыл на спине, любовался южными звездами, каждая из которых была размером со звезду на погонах милицейского генерала. И с благоговением вспоминал Леночку Болтуть. Послал ей телепатическое письмо: «Радость моя, хоть я очень далеко, но лучи света моего сердца все равно достигнут и обогреют тебя. Совершенно не знаю, что со мной будет завтра. Но все равно уверен: я найду и верну тебе Артема».
«Днем бы на море выбраться. На катере — до рифов и поплавать с аквалангом: стаи причудливых разноцветных рыб, каменеющие коралловые джунгли… Зрелища более завораживающего не существует. Когда Жак — Ив Кусто впервые соприкоснулся с подводным миром Красного моря, то увлекся настолько, что позабыл обо всем. Уже и кислород давно кончился! На «Калипсо» — начальник утонул! — даже распили бутылочку шампанского. Потянули за трос — труп–то поднять. А Кусто за что–то вцепился и ни в какую! Пока вытащили — порвали ему известные всему миру по сериалу красные купальные трусы!» — вот такая история припомнилась Бисквиту, когда он, шлепая по морскому соленому киселю мясистыми ладошками, вразмашку плыл от берега к молу.
В семь утра друзья встретились за завтраком в гостиничном ресторане. «Шведский стол» в египетской трехзвездночной гостинице отличался от «стола» в такой же болгарской разве что большим количеством блюд. Но зато столь же сомнительной свежести. Содержимое кювета с каким–нибудь салатом не обновлялось, и здесь и там действовал принцип: «пока все не выжрут».
Правильно, зачем продукты переводить или лишнего повара держать? Воздержанность и непритязательность в пище — вот основа духовного достояния человека двадцать первого века.
Из экзотических блюд ресторан предлагал некие осклизлые козьи колбаски. Эстета Бисквита чуть не вырвало. Немцы и скандинавы уплетали за обе щеки. Конечно, в отличие от эСэНГовиии у них на столе трудно найти несвежие продукты: экзотика в квадрате.
Зато официантов в зале было явно с избытком. И все улыбались столь открыто и душевно, словно обслуживали своих мамочек. Неужели можно до такой степени вышколить? Вряд ли, наверно это был полюс еще одного египетского контраста — между хамством и радушием. А может все дело в восточном менталитете, для которого вроде бы характерна размытость чувств и нет ни того, ни другого в чистом виде?.. Интересно, возможно ли, чтобы эти самые официанты в свободное от работы в ресторане время дежурили в аэропорту?.. Лучше спросите у Прищепкина что–нибудь проще. Например, про служебных собак.
Читать дальше