Игорь Тумаш - Миром правит любовь![= Влюбленный сыскарь]

— Европа объединилась. У нас на подобные вещи перестали обращать внимание. Много шведов переселилось в Бельгию, бельгийцев — в Швецию, шотландцев — в Грецию и так далее.

— А-а, — неопределенно протянул пограничник, вынимая из ящика штамп и отмечая паспорт. — Ладно, пусть проходит.

У выхода туристов подкарауливали аборигены, которые выдирали у них чемоданы, сумки и тащили к автобусам. Восточный сервиз!

— Лучше не сопротивляйтесь, — порекомендовал Бисквит друзьям и дал по однодолларовой купюре. — Для расчета.

— Бакшиш! — требовали аборигены, бешено сверкая глазами и делая вид, будто не отдадут вещи, пока с ними не расплатятся.

И платили, куда деваться: в основном десятками, двадцатками. Наверно, только Прищепкин и сотоварищи отделались столь малой кровью.

— Достаточно! — твердо, глядя аборигенам в глаза, обрубал за себя и друзей Бисквит.

Кроме кулинарного спортсмена, похоже, никто из пассажиров «Боинга» в Египте раньше не бывал. (К слову, по второму разу туда ездят те, кто внушил себе, будто в предыдущей жизни был древнеегипетским жрецом. Ишь, Рустама Воблабекова на них нет! Он бы живо распределил. Ввиду нехватки вакансий жрецов и фараонов, золоторями и вошебойниками!)

Автобусы развозили туристов по отелям. Так как время близилось к вечеру, то Прищепкин решил переночевать в Хургаде и в Каир отправиться поутру. Ему нужно было «въехать в обстановку», то есть хоть чуть–чуть осмотреться, адаптироваться. Первые дневные впечатления о стране отнюдь не располагали к тому, чтобы раскатывать по ней в темное время суток. Как говорится: сыск вечен, а жизнь может оказаться коротка.

Пропетляв между безликих песчаных холмов, автобус въехал в так называемый Старый город. Это и было Хургадой, то есть одним из жудостных арабских местечек, которое успешно противостояло цивилизации уж никак не меньше тысячи лет, вокруг которого–то курорт и вырос. Туристы никак не ожидали, что вдруг окажутся в средневековье и внутренне еще более съежились.

Впрочем, средневековой была сама удушливая, мертвящая атмосфера Старого города. Узкие кривые улочки. Убогие, лепящиеся стенка к стенке, заваленные по самые окна мусором, обшарпанные домишки с плоскими крышами. Среди гниющих отбросов роились дети и собаки, косились бесчисленные обшарпанные кафе, на верандах которых за пустыми низкими столиками важно восседали мужчины в одинаковых длинных белых рубахах. Используя некие гибриды курительных трубок и самоваров, они неспешно пускали клубы сиреневого дыма.

— Шиш, — коротко бросил Бисквит.

— Что такое «шиш»? — не понял Прищепкин. — Трубки называются «шиш», или они курят «шиш»? Может, ты хотел сказать «гашиш»?

— Все «шиш». И трубки «шиш», и курят они «шиш», и их образ жизни можно назвать «шиш». Они приходят в кафе с утра и высиживают, потягивая охлажденный, пряный дым «шиша», до позднего вечера. И все по «шишу». А дома жены с них пылинки сдувают — обычай у них такой.

— Класс! — восхитился Швед. — Все, развожусь со своей чепелой — у ней же пасть с утра до ночи не закрывается — и беру арабку. Тоже так хочу.

— Валяй, — «разрешил» Бисквит. — Принимай ислам, делай обрезание и бери на здоровье хоть четырех, шестерых жен.

— Мне бы и двух хватило, — проявил аскезу Сашок. — Шеф, так куда путь держим?

Прищепкин пожал плечами.

— Отель «Эйфель», — как раз объявил водитель.

— Выходим, — скомандовал Георгий Иванович. — Какая нам разница.

Именно с «Эйфеля» начался новый, ультрасовременный город–курорт. Белоснежный, из стекла и бетона, озелененный мохнатыми, мачтовыми пальмами, олеандрами и розмарином. По архитектуре он был еще более арабский, чем стопроцентно арабский Старый город. Однако впечатление от всей этой роскоши изрядно портилось там–сям попадающимися на глаза грудами пищевых отходов с кухонь бесчисленных ресторанов, кучами строительного мусора и трупами собак. Их держали здесь во множестве, но после кончины почему–то не закапывали, а выбрасывали на улицу. Короче, «город контрастов» Хургада, среди прочих подобных городов, выделялся еще и особенно «чутким» отношением к почившим друзьям человека.

Новенький, «с иголочки», отель «Эйфель» был спроектирован по образцу палаццо богатых каирских вельмож недавнего прошлого. То есть представлял собой замкнутое трехэтажное, чем–то напоминающее пчелиные соты строение, в центре которого находился отделанный белым мрамором дворик с фонтаном. Чтобы ощутить сходство с апартаментами восточного бея совсем уже полное, наверно не хватало только разгуливающего по этому дворику павлина и заветной дверцы в гарем с черепом, костями и надписью: «Не входи — убьет!» или «Только для бея и евнухов. Посторонним вход категорически запрещен». А также расписания: «Гульсары — пон. 2 р; Гульчатай — вт. 2 р; Джамиля — ср. 2 р; Айша — чет. 2 р; Зульфия — пят. 2 р; Наташа — суб. 8 р! старую каргу Айкуль — воскр. пошли Аллах сил на 0,5 раза».