— Может, пусть бы ГКЧП у власти удержалось? — ехидно спросил Швед.
— Комитет бы все равно не удержался. Страна раскачалась, революционная ломка уже началась, остановить ее было невозможно. ГКЧП бы обязательно скинули, вопрос только в количестве крови.
— Я бы отметил еще одну черту православного общества, — задумчиво добавил Марко. — Зло в нем не наказывается, как бы по гуманности, добро не поощряется, вследствие вынужденной казенности его бытия. Ведь что такое добро в казенном восприятии? Абстрактная, ничего не выражающая форма; ни де–юри, ни де–факто добра, как такового, не существует. Зло же конкретно, но ведь его еще доказать нужно. А это, мы как знаем, довольно сложно. К чему это замечательный принцип приводит? К системе отрицательного отбора. То есть — выживают худшие. На практике это выглядит так. Карьеры в большинстве случаев удаются тем людям, которые обладают весьма низменными человеческими качествами. Ведь их выдвижение зависит от людей еще более низменных, которые на своих высоких постах уже утвердились. Возьмем нашего генерала Тошнева. Большего ублюдка во всем болгарском МВД не сыскать. Тошнев не раскрыл ни одного серьезного дела, зато у него были свои люди в министерстве, которых он лет двадцать прикармливал. Сам жил всегда на широкую ногу. А деньги знаете откуда брал? Покровительствовал цыганскому поселку, закрывая глаза на преступления его обитателей.
— Ой, ребята, что–то мне, слушая вас, повеситься захотелось! — вздохнул Швед. — Так что же получается? Демократия нам противопоказана, тоталитарный режим, по причине безответственности по отношению к своим гражданам и, как вы выражаетесь, «вследствие вынужденной казенности устройства бытия» превращают жизнь обывателя в ад. Так ведь третьего не дано! Как же жить–то, в конце–то концов?
— Как справедливо заметил писатель Михаил Веллер, идеальный строй для нас — просвещенная монархия, — с грустной, но циничной ухмылкой ответил Бисквит. — Как говорится, я с ним целиком и полностью. Чтобы на бессмысленные выборы лишних денег не тратить: ведь все равно выберут того, у кого денег на покупку эфирного времени больше, кто сделает ставку на наиболее грязную технологию избирательной компании. Только царя желательно бы из варягов опять на трон пригласить. Вообще неплохо присоединиться к Швеции. Она маленькая, чуть превысит полномочия — с потрохами сожрем. Как ты, Сашок, считаешь?
— Подавитесь, — проворчал Швед, уплетая холодное мясо.
— В юности я ненавидел Болгарию, — признался Марко, покосившись на отца, который уснул в кресле, — за наш рабский дух, бесхребетность, ту самую «казенность бытия», но в зрелости понял, что она просто несчастливая, страна–неудачница. Особенно ясно я это почувствовал, когда был в командировке в Польше. Земли ее бедны, экономика хлипкая. Но как же при этом жизнерадостно «паньство». Поляки сильные, красивые духом люди. Этим они выгодно отличаются от моих унылых, угрюмых соотечественников. А ведь Болгария по сравнению с Польшей просто рай. В Родопских горах чего только нет, лучший в мире чернозем, восемь месяцев лето… Ай, да что там говорить!
— И я точно также отношусь к Беларуси, к России, — признался в ответ Бисквит.
— Вот и договорились, — рассмеялся Швед, — давайте за нас, больных, выпьм! За любовь, короче!
— Правильная мысль! — поддержали остальные.
И выпили они в тот вечер крепко. Хорошо, душевно так пили. Бедный «подшитик» Прищепкин. Допились до такого сердечного состояния, что надо было петь. Стали перебирать песни, и выяснилось, что все знают полностью только две: «Арлекино» Пугачевой и «Стоит над горою Алеша». «Алешу» всех болгарских школьников при Советах заставляли наизусть учить. А советские ее сами пели — в пионерских лагерях.
Выбрали «Арлекино». Хотя для их вялых, пьяных губ было трудно найти песню менее подходящую. «Хахакал» Швед, эта партия получалась у него особенно гнусно.
Тем не менее, они проревели «Арлекино» на всю деревню раз десять. А под утро пошли купаться на бывший колхозный пруд. Надо ж было хоть немного протрезветь.
Развезло еще больше. Вдобавок, они чуть не утопили Шведа, которого в последний момент за шевелюру вытащил из воды трезвый Прищепкин. Все же не вредит иногда иметь на компанию хоть одного «подшитика».
Как проходили таможенный и паспортный контроль, как садились в самолет, ни Швед, ни Бисквит совершенно не помнили. Зато Прищепкин сделал вывод, что таким образом из Болгарии можно хоть черта вывезти. Лишь бы фотография на поддельном паспорте была с рогами: документы не проверяли, а пролистывали. Ну конечно, ведь в Хургаду в основном летели новоиспеченные братья болгар — немцы и скандинавы. Чтобы родненьких не слишком трясло, чтобы их ушки не глушил рев русских турбин, болгары выделили на этот маршрут новенький «Боинг». Для Бисквита со Шведом это обстоятельство оказалось весьма кстати: их головы больше всего на свете нуждались именно в покое и тишине.
Читать дальше