Игорь Тумаш - Проруха

Шерстью покрылся лоб девичий…

Группа «Аукцыон»

Как известно, самым большим другом Беларуси на африканском континенте была Парламентская Республика Конто. По тамошним меркам страна довольно маленькая, чуть меньше двух Великобританий, сплюсованных с одной Данией; малонаселенная, что–то около трех миллионов человек, в основном контской национальности. Так как вся земля Конто была зоной активных боевых действий и заросла непроходимыми джунглями, то почти все ее граждане ютились в маленьких гнилых хижинах на сваях среди малярийных болот в дельте реки Маювонг.

Дружба между Беларусью и ПРК заключалась в том, что Синеокая продавала той устаревшее оружие, доставшееся ей вместе со складами КБВО при дележке наследства Советской Армии. Так как у Конто денег не было, то она рассчитывалась с Беларусью тем, что поддерживала все ее предложения на всевозможных международных форумах, ввела безвизовый режим для граждан республики, а также обещала купить белорусские трактора, большегрузные самосвалы, телевизоры и холодильники. Но самое главное — она поставляла в белорусские зоопарки крокодилов, питонов и павианов, причем совершенно бесплатно. Мелочь, но приятно. Белоруссияне умеют дружить, поэтому никогда не позволяли себе как–то анализировать эти не слишком прибыльные отношения. «Была бы дружбы песня, а хлеба сами взойдут», — гласит мудрая белорусская народная пословица.

Страны довольно часто обменивались делегациями, в том числе и на самом высоком уровне. Ездили друг к другу писатели и артисты, труженики сельского хозяйства и бизнесмены; примерно раз в год в Парменг, столицу Конто, летал белорусский президент, и с такой же периодичностью Минск посещал законный президент законного правительства Парламентской Республики Конто господин Сумато Делемент Оно. Да, да, как ни странно это звучит, но главой государства в Конто был президент, а не сам парламент.

Во время его последнего визита в Беларусь произошел очень забавный и необъяснимый случай. Господин Сумато Делемент Оно, отвечая на вопросы журналистов БелТА, выдал такое… «Пошел в попу, товарищ», — вдруг неожиданно сам для себя ляпнул он в ответ на вопрос, что думает о перспективах дальнейшего конто–белорусского сотрудничества. Но ведь господин Сумато Делемент Оно не знал русского! А тут сказал четко и ясно. На языке Толстого, Достоевского и Лимонова. «Что, что, что?» — переспросил журналист. «Что слишал, больван», — опять на русском ответил господин Сумато Делемент Оно и сам перепугался. Президент Конто, похоже, не понимал, что говорит, как говорит и зачем говорит то, чего не понимает. Откуда появляются фразы, о смысле которых, судя по оживленной реакции журналистов БелТА, можно только догадываться. На этом интересном месте трансляцию прервали сводкой погоды, после которой господина Сумато Делемента Оно в студии уже не было. Отбыл, сообщили, на родину. Как раз когда снег в Могилеве показывали, его самолет и взлетел.

Долго потом обсуждался этот казус в кулуарах редакций, БелТА и телевидения. Народ, разумеется, тут же об этом забыл, потому что за жизнь боролся и сериалами намыливался, а журналисты — нет: работа у них такая.

Запомнил и Прищепкин. В кои веки включил ящик — и на тебе, президент дружественной страны ругается! Детектив даже подумал сначала, что это обычные шутки над ним ТиВи. Ведь когда у всех нормальных людей по ящику футбол, у него — по этому же каналу, в это же время — блок рекламы прокладок минут на сорок! Как назло на самом интересном месте, когда голевая ситуация развивается. У Прищепкина от злости аж в глазах темнеет. Звонит Холодинцу. «Ну, — спрашивает, — забил Протасеня?» — «Ты че, ослеп?! Хабибуллин промахнулся. А Протасеню минут десять назад заменили на Власова».

И на этот раз детектив потревожил соратника. «Послал, — подтвердил Сергуня. — Своими ушами слышал».

Любовь, что случается между мужчиной и женщиной, штука странная, рассуждал Прищепкин, сидя в любимом кресле–качалке в офисе на Бейкер — Коллекторная–стрит и дымя трубкой. Ведь, собственно, любви–то, в христианском, сердечном смысле, в ней как раз таки и меньше всего. Если каким–нибудь образом взять некую усредненную любовь и разобрать на составные ингредиенты, то окажется, что процентов на тридцать она состоит из половой чувственности, на двадцать — из жадности, вот, мол, этот человек моя собственность, на двадцать пять — из чувства долга перед своей генной программой, которую вроде бы нужно передать потомкам, и родителями, требующими внуков, еще на пятнадцать — из соображений практического, хозяйственного характера, так что на чувство сердечное остается… всего десять процентов.