Ирина Потанина: История одной истерии

Зинаида Максимовна прекратила войну с замком, ни один ключ к которому так и не подошел, и с опаской глянула на меня.

— Может, воды? — обеспокоено спросила режиссерша.

— Нет-нет, — я отчаялась что-либо объяснить, — Лучше чернила.

— Вы пьете чернила?! — Зинаида Максимовна удивленно приподняла бровь. Если бы на такое расстояние вскинула бровь я, то эта черта лица попросту скатилась бы на пол по затылку. Для лица режиссерши же, эти сантиметры были сущими пустяками. Это действительно была очень крупная женщина.

— Нет! — в панике от такого непонимания закричала я, — Я ими пишу! Найдется ли у вас что-нибудь пишущее, а то моя ручка закончилась.

— Пожалуйста, — не моргнув глазом, режиссерша запустила руку в необъятный карман своей вязаной кофты и вытащила оттуда черный маркер.

Подобная схожесть орудия труда с преступниковским породила во мне новые изыски фантазии. Кажется, в атмосфере этого театра витала какая-то бацилла, заставляющая здравый смысл испаряться из голов, и превращающая людей в алчных охотников за красотой сюжета. Ничем другим свои дальнейшие действия я объяснить не могла.

— Отлично! — радостно сообщила я, ощутив прилив воодушевления, — Сейчас мы ответим этому негодяю его же оружием! Не пожертвуете ли фольгой от сигаретной пачки?

Режиссерша снова полезла в карман.

— Кажется, ничем не смогу вам помочь, — пробасила она, тщательно ощупав что-то в утробе кофты, — В этих сигаретах нет фольги.

— Эх, — раздосадовано скривилась я, — Ничего, воспользуюсь обычным блокнотным листиком. Хотя, жаль, не выйдет так красиво, как хотелось бы.

Выдрав лист из собственного блокнота, я задумалась над формулировкой, потом написала: «Прекращу, если пояснишь угрозу. Что значит «потеряю близких»? Из-за чего?» После этого я сложила листок вдвое и, размахивая им над головой, шепотом поинтересовалась у режиссерши:

— Как думаете, куда положить, чтобы он нашел?

— Кто? — так же шепотом спросила Зинаида Максимовна, и я вдруг явственно ощутила, что произвожу на неё впечатление сходное с тем, которое она производит на меня. Другими словами, режиссерша явно опасается за мое психическое здоровье.

— Тот, кто написал записку мне. Ведь возможен же вариант, что он следит сейчас за нами? Ему интересно узнать мою реакцию на угрозы и всё такое… — я всё-таки снизошла до объяснений, — Я написала ему ответ. Нужно положить записку в такое место, из которого, не слишком-то опасаясь разоблачения, злоумышленник сможет забрать её. Понимаете?

— А что в ней написано?

— Так, чепуха всякая. Да какая разница? — жутко довольная своей идеей, продолжила я, — Мы втянем преступника в переписку и сможем поймать его, когда он будет забирать очередной ответ…

— Ну, — режиссерша пожала плечами, создав тем самым вокруг себя слабый смерч, — Положите на щит пожарной безопасности на лестнице… Или кто из посторонних прочтет. Здесь же, помимо нас, еще масса коллективов занимается. Или уборщица завтра утром уберет. Вряд ли тот, кто пишет эти записки, станет так рисковать… Вдруг мы решим следить за этим местом.

— Но ведь он следит за нами, и видит, что мы не следим за ним! В смысле, что мы в другом крыле здания.

— Это если следит.

— А если не следит, то вообще не узнает о наличии этой записки! Но попробовать все равно стоит.

— Пробуйте, — в очередной раз тяжело вздохнула режиссерша, — Признаться, вы пугаете меня нереальностью своих надежд… Боюсь, я вправе сомневаться в успехе вашей затеи…

— Бойтесь, — с достоинством кивнула я и умчалась к лестнице, — Эй, злодей! — на всякий случай прогорланила я, стоя на площадке.

— Это вы мне? — донеслось откуда-то сверху.

Наличие кого-то постороннего на лестнице в мои планы не входило.

— Нет, нет, — заверила я далекого собеседника, — Я из театра «Сюр». Роль репетирую.

— А я дрессировщик, — донеслось сверху, — Укротитель львов. Может, избавите меня от дурного примера и не будете репетировать на общей лестнице? Покурить спокойно не даете!

Я не нашлась, что ответить и растерянно замолчала, проклиная наш Минздрав за то, что тот предупреждает недостаточно активно.

«Ничего. В конце концов, не может же он курить вечно!» — пронеслось в мыслях.

И тотчас же далеко вверху послышались шаги и скрип ведущей в коридор двери.

— Так вот! — продолжила свой монолог я, — Если ты меня слышишь, то знай, я написала тебе ответ и оставляю его здесь, на ящике.

«С таким же успехом ты могла просто прокричать свой ответ в тишину лестничной площадки. Если злоумышленник тебя слышит, конечно. В его глазах ты ведешь себя более чем подозрительно. Ничего из твоей затеи не выйдет», — мысленно заявил пессимизм.