Анна Ермолаева - Отморозки, часть 1

– Ой дура-а-ак,– схватился тот за голову.– Куда лезешь? Сидел бы в клубе спокойно, в семейном деле и жил спокойно. Те же две тысячи баксов буду платить. Какой тебе нахрен еще экстрим нужен? Ты понимаешь, что такой бизнес сволочной, как ваш, чтобы раскрутить, сколько бабла нужно заслать сразу? А ты две всего просишь. Значит, на десятых ролях будешь при этом Толяне. Если бы ты сто или двести попросил, то я бы хоть и не дал бы, но может быть поверил, что там тебя серьезным партнером хотят видеть. А ты будешь затычкой и на побегушках. И эх!– Савелий Михайлович маханул стопарь и яростно захрустел огурцом.

– А я и не рвусь на первые роли,– нисколько не смутился отпрыск, маханув следом за ним рюмку коньяка и сунув в рот дольку лимона, продолжил, кривясь.– Мне Толян обязан. Я его от пики в зоне прикрыл. Он пообещал в долю взять. Десять процентов от прибыли. Пахать придется, как папа этот Карла, но зато жизнь не скучная. А не понравится если, то плюну, да уйду. Делов-то.

– Смотри, сын,– вздохнул Савелий Михайлович, поняв, что все его аргументы отскочили, от непробиваемого отпрыска, горохом.– Плюнуть если надумаешь, то приходи в клуб. Приму, куда денусь, но не жалобись тогда. Я предупреждал.

– Все пучком будет, батя,– расплылся в хмельной улыбке Конь и хлопнув по спине, молча слушающего их беседу Пашку, предложил ему:

– Давай, Кикс, и ты со мной. Что за жизнь у тебя? Серая ведь?

– Но, но…– приподнялся на стуле старший Коняев.– Ты мне это оставь. Парень на своем месте. Штуку баксов имеет, а я еще ему пару сотен теперь добавлю для стимула, чтобы тебя охламона не слушал. Пошли его, Пашуня, нахер с его экстримом.

– Пошел, Мишка, нахер,– послушно выполнил указание работодателя Пашка. Парнем он вообще был покладистым и конфликтов избегал.

– Го-го-го!– заржали в две глотки Коняевы отец и сын.

С Толяном – корешем зоновским, Конь впоследствии Кикса познакомил. Привел в клуб и попросил "поучить малеха шары катать". Толян, мелкий, но вертлявый как крысеныш, не понравился Киксу с первого взгляда. Глаза его прищуренные, шныряющие по сторонам и ладонь потная. Однако язык у "крысеныша" подвешен был как надо и тарахтел он им, не умолкая так ловко, что после первых двух часов "мастер-класса" Пашка мнение первоначальное слегка откорректировал, приподняв планку рейтинга кореша Коня. А жизнью потасканный Толян, заливался соловьем, тем более что слушатель ему попался подходящий. Немногословный, слушающий, открыв рот и в споры не лезущий. А Пашка, сразу поняв, что из Толяна бильярдист может получится, как из дерьма пуля, показал ему, как следует держать кий правильно и выставив пирамиду из шаров, разбив, объяснил кратко основные правила игры в "Американку" и на этом посчитав, что достаточно преподал для первого раза, слушал молча зоновские побасенки, вежливо кивая и хмыкая. Жизнь за колючкой для него, там не побывавшего, была чем-то экзотическим и настолько отдаленной, как на другой планете, что он и не лез с репликами, хоть и понимал, что брешет Толян наверняка через слово.

– Да, братан, зона – школа жизни. Кто ее не топтал, тот и жизни не знает. А какие люди там сидят. Лучшие. Золотой фонд нации,– Толян прицелился и, мазнув по шару, вышвырнул его за борт. Пашка тормознув шар катящийся ногой, вернул его на поле и впервые усомнился в словах собеседника:

– Так уж и…

– Не веришь? Сам прикинь хер к носу. Кто сидельцы эти? Те, кому рамки общедозволенные тесны. Те, кто страх в себе задавил перед карательными всякими структурами. Человеки с большой буквы. Люди, которые нашли в себе силы преодолеть рабство быдлячье. И не просто задавить в себе раба этого поганого, но делом подтвердившие, что они не быдло, мужичье безропотное. Скотина серая. Такие дела люди проворачивали, тебе и не снилось, Кикс. И дело не в бабках. Понимаешь? Дело в том, что человек себя при этом выше рамок ощущает. Ему их начертили и чтобы не убег, всякие хитрые хреновины замостырили. Капканы – одним словом. Как волков флажками. А он все их обошел и смеется над вертухаями. Понимаешь?

– Так не обошел же. Попался, раз в зоне. Те, кто обошел, те на воле смеяться должны,– опять не удержался и возразил Пашка.

– Правильно. Соображаешь. Только эти-то вертухаи все новые и новые изощренные капканы выдумывают на нашего брата, вот и влетаем, чтобы ума набраться. Зато потом хрен им по рылу, а мы живем на воле и потешаемся над узколобыми. А от жизни берем все, что хотим и еще всемяро. Скажи, Конь.

– В натуре, братан. Ты, Кикс, зону не топтал. А там щементом понимание нужное получаешь. Помнишь у Достоевского про "тварь дрожащую" и "право имеющих"? Мы – право имеющие. А люди, брат, как ни крути – это травоядные в своей массе и хищники. Волки и овцы. Это всегда так было. Выбирай сам кем быть. Овцой трясущейся или волчарой, право имеющей у овцы этой скелет от мяса очистить,– выдал тут же реплику тот, сверкая фиксами.