Макс Акиньшин - Тридцать восемь сантиметров

– У нас еще есть время, Мозес, – упрямо произнес я, отложив бумаги в сторону.

– Время? Нужна еще удача, – ответил он и нырнул в почечный чай.

Это замечательное и ценное умение – жить завтра и вчера. И никогда сегодня. Что бы жить сегодня, нужна особая удача. Фантастическое везение, как ни крути. Живи сегодня, советует мне жизнь. И сегодня я сижу в колымаге Рубинштейна, надеясь на лучшее. Дежурных машин просто не оказалось, но я особо не возбухаю по этому поводу. Никогда не спланируешь, что подкинет тебе жизнь. Месяц-два, сто лет или полтора дня.

Эти полтора дня, выторгованные его величеством у графини Маллори-Сальтагатти. Тридцать шесть часов нашей нетерпеливой бетонной жабы. Последний шанс или предпоследний. Пытаться надо всегда, эта мысль мне кажется правильной. Пусть даже я знаю только имя, пусть. У меня есть еще одно. Небольшая шероховатость, сучок, бельмо на глазу, та соломинка, за которую можно уцепиться. Имя которой – «Рио Бланка». Белая река, довольно романтично звучит. Там одноглазый видел подружку вонючего недотепы. Она не из наших. А может он это выдумал?

Призрачные надежды, слабые соображения. Ведомый ими мой деревянный артефакт стойко держится в городском потоке. Надо отдать собравшим его немцам должное: все работает как часы.

В изделии авиапрома Германии уютно пахнет стружкой. Оно видало взлет и падение Люфтваффе, все эти эксперименты с реактивной тягой, тридцатимиллимитровые пушки, налеты «Летающих крепостей» и речи Германа Геринга. Весь комплект его шестеренок в виде свастики, клаксон грустно выводит «Лили Марлен», а покрышки – из эрзац-резины.

Сиденья кокетливо прикрыты вязаными половичками, я догадываюсь, что это попытка мадам Рубинштейн придать младшему брату истребителей второй мировой уютный вид. Не хватает только горшков с геранью. Тогда все было бы гармонично и перед тем как залезть в кабину, тебе выдавали домашние тапочки. Король всех больных дрожит над своей тачкой и перед тем как отдать мне ключи, предупреждает:

-Будь осторожен, Макс, у нее слабое сцепление, – без сомнений его машина так же больна, как и все, что находится в собственности старого трилобита: почки, печень, легкие, желудок и миссис Рубинштейн. Телек у него астматически задыхается, если выступает премьер-министр, холодильник не может переварить диетическое питание, а микроволновка покашливает. Даже у наручных часов диабет.

-Буду обращаться с ней как со своим портмоне, – шучу я понимающе. Он деланно хихикает.

На панели громко тикают бортовые часы, заглушая визг моторчика в багажнике. Тот потребляет всего пару капель на сто километров, все остальное зависит от направления ветра. Сегодня он попутный и я добираюсь до владений мамы Ангелопулос за сорок минут. В район старых путан, которые выстроились вдоль грязных тротуаров.

-Принеси мне кофе, мек, – мой манчестерский кокни здесь весьма кстати. «Рио Бланка» из тех заведений, в которых дыры от отвалившейся штукатурки мгновенно затыкаются фальшивой позолотой, стены завешиваются пыльным царственным бархатом, заранее прокуренным, чтобы не выделялся на общем фоне. В помещении стоит продуманная одноцветная полутьма. Это – для особо глазастых посетителей, стремящихся рассмотреть свой ланч до того, как он оплачен.

-Желаете что-нибудь еще?– гарсон не оставляет надежды. Он оптимист, вроде искателей кладов. Упорный борец за благосостояние, выраженное в чаевых. На лице жонглера грязной посудой искренний интерес к содержимому моих карманов. Оно и понятно, время чуть перевалило за шесть часов, но посетителей в забегаловке на палец ото дна. В углу медитирует над пустым бокалом местный бедолага, за неимением денег вдыхающий алкогольные пары, чтобы забыться. Все его состояние это дырявые носки и грандиозные планы на вечер. И не выгоняют его отсюда лишь с одной целью – создать в заведении видимость популярности.

-Бушмиллс блэк буш, мек, -говорю я. – И еще мне нужна Марта.

Парень на время виснет, он прогоняет в поисках все меню. Прикрывает глаза, инспектируя содержимое головного мозга. Такого блюда там нет. И это обстоятельство его озадачивает. Я его не тороплю, хотя и удивляюсь. Даже Халед, тот марокканец, что работает у мистера Долсона, даже он в таких вопросах соображал быстрее. Правда, после того, как я записал телефоны всех местных потаскушек и повесил их под стойкой. Чтобы быть медленней Халеда необходимо быть полным олигофреном.