Татьяна Луганцева - Мир вашему дурдому!

— Конечно, можешь! Твои деньги — тебе и распоряжаться ими как хочешь! Главное — возьми!

— Хорошо, я приду в себя от такого внезапно свалившегося на меня события и сообщу. Ты же здесь еще? — спросил парень.

— Конечно! Я еще месяц буду здесь, а так я в любое время перепишу все на тебя, только позови! — кивнула Муза, понимая уже, что месяц парню не понадобится. Он согласится принять наследство много раньше.

Они переместились в комнату, к рабочему столу Виталия. Муза не могла не заметить, что и здесь парень прибрался. Особенно на столе. Он достал для Музы чистые листы и ручку, она аккуратно разлиновала их на нотные станы, конечно крупнее, чем должно было быть, да и рука у нее подрагивала. Но Муза начала рисовать ноты и писать под ними названия.

— До, ре, ми… я это слышал, конечно, но где они находятся на этих полосочках, не знал, — улыбался Виталий, — это весьма познавательно.

— Это называется «нотный стан», ты все это должен выучить, а я потом покажу, где ноты располагаются на клавишах пианино.

— И я смогу смотреть на ноты и воплощать звуки?

— Если будешь заниматься долго и упорно, то сможешь, — уверила его Муза.

— Да, а пока это для меня нотная грамота, — вздохнул Виталий.

Муза села за расстроенное пианино и извлекла из него какие-то звуки.

— Вот так звучит «до», так «ре». А сейчас?

— Ре?

— Внимательно. А это?

— Ми? — предположил Виталий.

— А-а, ладно! Расстроено оно! Генрих поправит, тогда перейдем к инструменту.

Муза еще немного позанималась с Виталием, а затем заметила на столе фотографию в деревянной рамочке — девушка с милым простым лицом.

— Кто это? — спросила Муза.

— Была одна знакомая девушка, — смутился Виталий.

— Любовь?

— Нет! Что ты! — дернул он плечом. — То есть с моей стороны, может, и любовь и безысходность, а она ко мне просто хорошо относилась, работала в социальной сфере, медсестра, приходила ко мне. Я попросил ее подарить свое фото, и вот…

— А где она сейчас? — спросила Муза, которую очень тронула эта история.

— Она давно замужем, больше не работает, воспитывает двух детишек, — ответил Виталий. — А могу я поинтересоваться? Кто та девушка, что приходила с тобой в первый раз?

— Я так и знала! — обрадовалась Муза. — Она тебе понравилась! Очень хорошая девушка, кстати. Познакомить поближе? — спросила Муза.

— Нужен ей инвалид…

— Дело не в ногах, а в том, какой ты человек!

«Я точно посодействую!» — решила для себя Муза, заметив румянец на лице парня.

«А что? Парень хороший! Симпатичный! С деньгами теперь, да еще какими! Сам себя обслуживает, работает! Ну и что, что в коляске? А может, еще что-то можно сделать? Только бы не нашел себе охотницу за деньгами, а тут к хорошей девушке можно сразу и пристроить», — подумала Муза, потом решила, что уже засиделась в гостях, и покинула Виталия.

Когда Муза вернулась в гостиницу, она застала мирно спящего Генриха в окружении пустых бутылок из-под пива. Лицо у него при этом было довольное и умиротворенное. Она тут же вспомнила все время, проведенное с этим человеком абсолютно впустую, без пользы для своей старости, которую она должна была встретить не в одиночку, и воспылала к нему если и не ненавистью, то конкретным раздражением точно.

Она принялась его трясти, как грушу, и кричать:

— Чего развалился?! Ну-ка просыпайся! Где это ты успел так нажраться? Кто принес пиво? Я тебя о чём просила? И зачем ты только свалился на мою голову! — сокрушалась она.

Генрих недовольно поморщился, а затем так же недовольно заворчал:

— Ты чего? Не надо… Муза, прекрати… чего ты меня трясешь? Мне больно… Меня штормит. Ты хочешь, чтобы меня вырвало? Нет? Тогда оставь меня в покое.

— Я тебя просила позвонить! Ты сюда нажираться приехал? Я тебя сейчас быстро выставлю! — ругалась она.

— Да звонил я! — Генрих сел на кровати, держа голову обеими руками, словно она была колобком, готовым сбежать от дедки и бабки.

— Вот и говори, чего назвонил! — плюхнулась рядом с ним Муза, отчего Генрих даже застонал.

— Ты изменилась, девочка моя, точно изменилась…

— В чем же?

— Стала жестокой и бессердечной. Чего вот так будить-то меня и буйствовать?! Дала бы путнику отдохнуть, потом…

— Поднесла бы рассол и расспросила бы обо всем? — закончила за него мысль Муза.

Но бывший муж ее сарказма не понял.

— Вот хорошо бы было! Не помешало бы! Уважение к мужчине бы проявила! А уж когда я бы принял в себя, тогда бы и расспрашивала.